Рерих

Какие же средства для всего этого были в распоряжении Николая Константиновича? Почти никаких. Поначалу решили снять для проведения секционных занятий помещение в нью-йоркском «Отеле артистов». И вот в один прекрасный день Николай Константинович вместе с молодым музыковедом М. Лихтманом направился в отель, чтобы заключить с администрацией арендное соглашение. Перед самым входом в метрополитен им встретился знакомый художник и предложил снять его бывшую студию, которая находилась в доме греческой церкви. Сразу же пошли к ее настоятелю и сняли у него помещение, оказавшееся не по карману прежнему арендатору. Так было положено начало практической работе Института объединенных искусств. Когда у Рериха спросили, неужели он думает разместить целый институт в одной комнате, Николай Константинович ответил:

— Каждое дерево должно расти. Так же и каждое дело. Если оно жизненно, то оно разрастется, если же ему суждено умереть, то для этого больше чем достаточно одной комнаты.

И дерево разрослось. Интересная и разнообразная программа занятий, талантливые педагоги, доступность обучения для малоимущих — вскоре все это принесло институту большую популярность.

Почти одновременно с Институтом объединенных искусств, который находился в Нью-Йорке, в Чикаго было учреждено объединение художников «Соr Ardens» («Пылающее сердце»), а в сентябре 1922 года возник международный культурный центр «Corona Mundi» («Венец мира»), призванный осуществлять сотрудничество деятелей науки и искусства разных стран. В начале тридцатых годов была создана Всемирная лига культуры.

Программа Лиги культуры предусматривала работу по распространению идей мира и по охране культурных ценностей, предполагалось также оказывать поддержку передовым научным изысканиям, изучать вопросы материнства и детского воспитания, обмениваться культурными достижениями между государствами. Нужно сказать, что участие Рериха в этих организациях определялось его искренним и неудержимым стремлением к пропаганде достижений культуры. Он не мог бездействовать. Если появлялась малейшая возможность, сулившая хоть какой-нибудь успех, то Рерих обязательно должен был ею воспользоваться. Николай Константинович писал о Лиге культуры:

«В слове лига выражены общественность, объединение. Понятие всемирности не нуждается ни в каких объяснениях, ибо правда одна, красота одна и знание одно, и в этом не может быть никаких словопрений. Так же и о слове культура каждый образованный ум не будет спорить, ибо служение свету, утонченное и возвышенное сердце — общечеловечны».

Американские культурные организации, зачинателем которых был Рерих, развивались большей частью весьма успешно. Сам Николай Константинович практически не мог руководить ими. Многочисленные учреждения возглавлялись местными деятелями, а Николай Константинович, будучи членом правлений или почетным президентом, старался лишь поддерживать энтузиазм отозвавшихся на его инициативу людей.

Отдавая должное неутомимой энергии Рериха и его действительно беззаветному служению делу, в которое он свято верил, необходимо все-таки заметить, что успехи Рериха во многом зависели от большого интереса к его незаурядной личности, от его умелого обращения с разномыслящими сотрудниками, от обаяния его искусства. А этого, конечно, было недостаточно, чтобы работать в условиях общественного строя, опирающегося на принципы жестокой и беззастенчивой эксплуатации.

Несмотря на это, Рерих оказал огромное позитивное влияние на культурную жизнь Америки, на ее искусство, в частности, на творчество хорошо известного у нас Рокуэлла Кента. Это подтверждают и сами американцы. Имя Рериха не предано в США забвению, и начатая им культурная работа продолжается уже в течение полувека.

При самой интенсивной общественной деятельности Николай Константинович находил в Америке время не только для занятий живописью, но и для театральных работ, археологических исследований, публицистики. В 1922 году в его оформлении в Чикаго шла опера «Снегурочка». Эта постановка имела такой успех, что линии и орнаменты костюмов по рисункам Рериха были введены модельерами в моды текущего сезона.

Были у Николая Константиновича планы поработать совместно с Сергеем Прокофьевым, музыку которого он очень любил. Прокофьев встречался с художником в Америке и, покидая Нью-Йорк в феврале 1922 года, писал ему уже с парохода:

«Дорогой Николай Константинович, хотел забежать к Вам вчера вечером, чтобы обнять перед отъездом, но ввалилась ко мне какая-то предпринимательница, интересующаяся Апельсинами (речь идет об опере «Любовь к трем апельсинам». — П. Б. и В. К.), задушила душевные порывы. Ваши рукописи со мной в каюте; с удовольствием жду того момента, когда спокойно смогу подумать над ними, а затем поговорить с Дягилевым. Целую Вас крепко.

С. Прокофьев».

Позднее, в 1930 году, в Нью-Йорке в оформлении Николая Константиновича была осуществлена новая постановка балета Стравинского «Весна Священная». На этот раз хореографию разработал балетмейстер Л. Мясин, а дирижировал Л. Стоковский.