Рерих

Первая выставка Рериха не обошлась без небольшого скандала. «Собралась вся знать, сливки города, — вспоминала этот день одна из ближайших сподвижников Н. К. Рериха Зинаида Лихтман, — знаменитости, миллионеры. Ждут открытия. И вдруг погас свет. Лишь через полчаса устранили неисправность. И вот я стою перед „Сокровищем ангелов“, „Языческой Русью“ и „Экстазом“ — тремя огромными полотнами сверхчеловеческой красоты и спокойствия, какие мог задумать и осуществить в красках только выдающийся ум, родственный Леонардо да Винчи».

Возможно, Рериху в тот момент вспомнился печальный эпизод, произошедший в Петербурге в 1908 году во время открытия выставки, организованной журналом «Старые годы». Она проходила в помещении Императорского Общества поощрения художеств, действительным членом которого был Н. К. Рерих.

В залах было развешано 463 картины русских и зарубежных художников начала XVIII — середины XIX века из частных коллекций, экспозиция должна была вызвать большой резонанс. Организованная мирискусниками, она никак не устраивала вице-председателя «Общества» М. П. Боткина, давно затаившего злобу на Н. К. Рериха за его хлесткие публикации. Выставка, еще не открывшись, закончилась электрическим скандалом и потасовкой. Тогда об этом писали все столичные газеты.

Еще во время развешивания картин в здание начали приходить различные комиссии, которые предъявляли массу претензий к проводке и электроосвещению.

Все замечания были учтены, и устроители наконец получили разрешение на открытие выставки. На вернисаж прибыли великие князья и важные гости. Когда «августейшие» зрители, осмотрев картины, ушли, а публику еще не впускали в залы, неожиданно вице-председатель «Общества» М. П. Боткин, хитро улыбаясь, приказал погасить свет, сославшись на неисправности электропроводки. В то время генеральным комиссаром выставки был назначен барон H. Н. Врангель, в порыве гнева он ударил Боткина по лицу. Тотчас был вызван полицейский пристав и составлен протокол. Выставка была сорвана. Постановление комитета по устройству «Выставки старинных картин», созванного сразу после неприятного инцидента, начиналось такими словами:

«Рассмотрев заявление барона Врангеля об увольнении его от должности Генерального комиссара, комитет нашел: поступок барона Врангеля, выразившийся в оскорблении действием 10 ноября М. П. Боткина, был вызван целым рядом совершенно неуместных и явно недоброжелательных действий М. П. Боткина, явно клонившихся к тому, чтобы выставка не была открыта своевременно… М. П. Боткин снова, невзирая на то, что помещение было сдано в полное распоряжение выставки „Старых годов“, приказал гасить электричество. На просьбу барона Врангеля отменить это распоряжение и предоставить ему, как Генеральному комиссару, право распоряжаться на выставке М. П. Боткин в грубой форме приказал служителям всех присутствующих, включая и гостей, „гнать вон“…»

Закончилось все достаточно прозаично. Несмотря на защиту друзей, в том числе и Н. К. Рериха — H. Н. Врангель 10 декабря был посажен на три месяца в тюрьму, выставка была немедленно закрыта, а ее устроители понесли огромный ущерб, из-за чего пришлось в дальнейшем отказаться от организации подобных проектов.

«Однажды у нас были гости, — вспоминал об этом случае Н. К. Рерих, — и мы спокойно беседовали, когда прибежал взволнованный служитель и, не стесняясь присутствующих, заявил дрожащим голосом:

— Барон Врангель очень больно Михаила Петровича Боткина в глаз ударил.

Оказывается, в выставочном зале произошла целая драма. Устраивалась выставка старинной живописи, а по пожарным условиям градоначальник запретил открытие. Боткин пошел предупредить выставочный комитет об этом запрещении, а Врангель, думая, что виновником всего является сам Боткин, грубейшим образом кулаком ударил его в глаз…»[228]

Можно представить себе состояние Николая Константиновича в тот момент, когда в Нью-Йоркской «Kingore Galleries» погас свет на целых полчаса. Однако публика не разошлась, и даже наоборот, прибавились опоздавшие. Подойти к художнику было невозможно из-за обилия журналистов, беспрестанно задававших вопросы. В такой момент к Рериху и его жене Елене Ивановне подвели Зинаиду Лихтман (Фосдик) — русскую эмигрантку, которая среди гомона английской речи произнесла несколько слов по-русски. Рерихи сразу прониклись к ней симпатией.

Вот как Лихтман описывает свое первое знакомство с будущими своими учителями и наставниками: