Рерих

20 марта 1923 года из Парижа пришло письмо от Юрия Рериха, в котором он рассказывал родителям о своих неугасающих чувствах к Марсель, дочери де Манциарли, и о том, что в ближайшее время состоится их помолвка. А это означало одно: Кришнамурти не только откажется от своего приглашения, но, так как сам был увлечен Марсель де Манциарли, сделает все, чтобы Рерихи не были приняты в Индии.

«…Я понимаю путь Бхакти! И как все правильно, что Мама в течение наших бесед мне говорила, — писал в Америку родителям влюбленный Юрий Рерих. — Женское начало — великая вещь и дает столько же творчества, я теперь ощущаю на себе. И я так горд, что будущая жена моя — выдающийся человек. И прошу Вас, умоляю Вас, не разбивайте моего счастья. Ведь теперь то несчастье, которое мне грозило, прошло, ибо я еду в Индию и на Восток (на этом очень настаивает Мара). Она говорит, что здесь мне нет места и нужны новые пути. Словом, то, что Вы мне говорили… Вы знаете, как мне трудно все это писать, ибо словарь мой таких слов раньше не знал. Главное, что между нами не было объяснений, а все вышло естественно, несмотря на то, что я решительно не понимал творящегося. Ведь символ, который я все время вижу, чашу и голубое яйцо, — египетский символ maternite и paternite. Ведь нужно же было нам пойти вместе на лекцию Moret!!.. Я знал, что Париж мне многое принесет. В течение трех дней в моей комнате работал обойщик, которого звали Mercelle — т. е. Мара. Нужно же было такое совпадение! Иду к Поволоцкому, русский книжный магазин, и вижу на прилавке 20 экз. нового сборника Ал. Ремизова „Мара“. Я вышел оттуда с головокружением и еле дошел до Ecole des Langues orientales. Словом, я безумно счастлив и хочу эту радость передать Вам. Все остальное устраивается. Даже если у нас разница в годах (Мара старше меня на 3 года), но ведь наша связь на духовном плане, и это не мешает. Имейте в виду, что она думает, что мне 21, так что не говорите о моих истинных годах. Я сам этот вопрос выясню.

Не удивляйтесь моему словоизвержению, но я хочу, чтобы все правильно поняли: то, что случилось, было неизбежным, ибо я это чувствовал еще в Гарварде. Ведь я был так там одинок, и так это одиночество меня сокрушало. Не было человека, который меня бы понял и духовно, и умственно. Среда заедала, и я пребывал в тупике. Теперь окно прорублено. Все кругом светло, и я сам стал светел… Я стал гораздо мягче, и это сильно помогает в жизни. Все должно быть по-новому, ибо все новое у меня… Нам даются красивые вещи, и все сбывается. Ирма Владимировна страшно счастлива и только боится, правильно ли Вы поймете все случившееся. Но я знаю, что Вы уже знаете все…

Мара ведь Вас очень любит, и мы вместе мечтаем о Вашем приезде. Не странно ли Вам будет все это читать? Но не удивляйтесь, наша жизнь — сказка. Сказка глубокая и прекрасная. Письмо это только для Вас. Думаю сейчас много о Маме. Мне кажется, что и она будет рада. Имейте в виду, что мы с Марой не влюблены, а глубоко друг друга любим. Это не есть мимолетное впечатление. Если чаша будет разбита, мне не останется ничего делать, как идти жертвовать собою в какой-нибудь безумной экспедиции в Африке или Индокитае. Итак, телеграфируйте Ваше согласие. Жду с тревогой и нетерпением. Милая мама, пойми своего сына, ведь не пустые фразы говорю. Помните, возврата быть не может, ибо слишком уж Ирма Владимировна рада случившемуся… Ведь все мы здесь хотим прийти в Россию с Востока. Итак, жду, жду, жду Вашего ответа. Крепко Вас всех обнимаю и глубоко люблю… Глубоко надеюсь, что в течение Вашего пребывания в Париже все выяснится ко благу…

Боюсь также, что в наши письма вкрался элемент неискренности. Не знаю, правильно ли я чувствую. Надеюсь, что все, что содержат мои письма, остается только у Вас, а то трудно писать. Писал я только Вам, и вообще все, что касается последних месяцев, должно остаться между нами. Чувствую себя бесконечно одиноким, и только с Марою прихожу в нормальное состояние спокойствия… Мара шлет привет и ждет письма от Вас…

Жду долларов. Крепко целую, Юрий Рерих».

В одном из следующих писем Юрий просил родителей не огорчаться, если они прочтут в последнем мартовском номере «Herald of the Star» сообщение о его помолвке. Была в этом письме и другая наивная просьба к родителям ни в коем случае ничего не говорить в Америке Кришнамурти о помолвке с Мар де Манциарли.

Еще не завершились необходимые переговоры с Кришнамурти о приглашении и приеме в Индии, как все задуманное Н. К. Рерихом могло из-за этой помолвки полететь прахом. Николай Константинович говорил: «Мадам Манциарли… опять укусила в уже нанесенную рану, объявив о помолвке Юрия и своей дочери именно в теософском журнале, а не газете, то есть, чтобы это известие пошло по теософским кругам»[236].