Эта мысль не ускользнула от меня. Maк кажется крутой. Это была всего одна встреча, но мы достаточно хорошо поладили. С другой стороны, с Купером может быть сложнее. В прошлый раз, когда мы разговаривали, он почти пытался выгнать меня из города. Погружение глубже в его внутренний круг, вероятно, не улучшит этот раскол. Но это не то, о чем спрашивает Эван, на самом деле нет. Мы оба это знаем.
— Если я получу работу, — говорю я, тыча его в грудь, — это не значит, что все, что касается нас с тобой, вернется так или иначе.
С этой дерзкой ухмылкой он не сбивается с шага.
— Ты продолжаешь говорить себе это.
Наш путь прерывает группа стариков, выходящих из кафе-мороженого. Пара дам машут Эвану с возмутительно непристойными намерениями. Тем временем высокий, долговязый мужчина, чьи обвисшие уши тянутся к его обвисшим щекам до плеч, нацеливается на Эвана.
— Ты, — говорит он хриплым ворчанием. — Я помню тебя.
Эван тянет меня за руку.
— Нам лучше уйти.
— Ллойд, давай же. — Мужчина в поло и бейджике с именем пытается уговорить непослушных старшеклассников. — Пора уходить.
— Я никуда не собираюсь уходить. — Чашка ванильного мягкого десерта мужчины падает и разбрызгивается на земле. — Это сукин сын, который убил мою птицу.
Хм,
Эван не дает мне даже секунды, чтобы переварить это, как пожилой мужчина бросается на нас, Эван дергает меня за руку и гонит нас вперед.
— Беги! — приказывает он.
Я изо всех сил пытаюсь сохранить равновесие, когда Эван тащит меня за собой, мчусь по дощатому настилу. Я поворачиваюсь на хриплые восклицания за нашими спинами и вижу Ллойда, несущегося за нами. Необычайно подвижный для своего возраста, он мчится на полной скорости, уворачиваясь от тележек с едой и туристов. В его глазах дьявол.
— Сюда, — говорит Эван, потянув меня влево.
Мы сокращаем переулок между парой баров, который ведет за карнавал на набережной, который проводится большую часть лета.
Мы проскакиваем между парой промежуточных игр и проходим через заднюю дверь, где на нас тут же обрушивается саундтрек из чего-то, что я могу описать только как трансовую музыку, наложенную на мелодии детских стишков с приводящим в замешательство смехом клоунов. Здесь кромешная тьма, за исключением случайного стробоскопа, который показывает лабиринт висящих раскрашенных манекенов.
— Я всегда знала, что это то, что я увижу перед смертью, — говорю я.
Эван торжественно кивает.
— Там определенно есть мертвые дети, замурованные где-то здесь.
Переводя дыхание, я провожу рукой по своим растрепанным волосам.
— Итак. Ты убил птицу человека?
— Нет, сатанинская собака Купера убила птицу. Я категорически возражаю против любой вины с моей стороны.
— Ага. И как это произошло? — Прежде чем он успевает ответить, осколок дневного света проникает в комнату из ниоткуда… Мы оба приседаем, прижимаясь к стене, чтобы нас не зацепило.
— Кто здесь внутри? — голос кричит с другой стороны комнаты. — Мы еще не открылись.
Эван прикладывает палец к губам.
— Убирайся отсюда, ты меня слышишь? — За требованием разгневанного мужчины следует громкий, пугающий треск. Как будто летучая мышь врезалась в стену или что-то в этом роде. — Если мне придется охотиться на тебя, я выверну твои внутренности.
— Боже мой, — шепчу я. — Нам нужно убираться отсюда к чертовой матери.
Мы нащупываем дверь, через которую вошли, но там все еще темно и дезориентирующая музыка, навязчивый смех и стробоскопические огни заставляют всю комнату казаться заикающейся. Практически ползком мы ползем в другом направлении, пока не находим небольшую нишу. Мы останавливаемся, прислушиваясь к тяжелым шагам нашего преследователя.
Замкнутый, затравленный, не издающий ни звука, Эван загоняет нас в тень узкого угла. Его руки на моих бедрах, а его теплое тело прижимается к моему, и я почти не слышу саундтрек к «кошмару». Только звук моего собственного дыхания в моих ушах. Мой разум спотыкается о случайные мысли и ощущения. Запах его шампуня и выхлопных газов мотоцикла. Его кожа. Воспоминания об этом на моем языке. Его пальцы.
— Не делай этого, — хрипит он мне в ухо.
— Что?
— Не вспоминай.
Было бы так легко схватить его за волосы и притянуть его губы к моим. Пусть он запихнет меня в этот дом ужасов, пока мы будем готовиться к тому, что нас там зарубит Сумасшедший Вилли.
— Мы сказали, что не будем, — напоминает мне Эван, читая мои мысли, потому что нам никогда не нужны были слова, чтобы говорить друг с другом. — Я пытаюсь быть хорошим мальчиком, Фред.
Я облизываю свои сухие губы.
— Просто из любопытства, что бы сделал плохой мальчик Эван? — спрашиваю я, потому что, очевидно, я занимаюсь самоистязанием. Он тоже облизывает губы.
— Ты действительно хочешь, чтобы я ответил на это?
Нет.
Да.
— Да, — говорю я ему.
Ладони Эвана слегка ласкают мои бедра, посылая дрожь по моему позвоночник.
— Плохой мальчик Эван взял бы свою руку и засунул ее тебе под юбку.