Репутация плохой девочки

– Если ты собираешься болтать, то можешь валить. – Я бью кулаком по мешку. Промахиваюсь. Сжимаю кулаки все сильнее. С каждым новым взмахом отвлекаться все труднее, и по мере того, как тело перестает реагировать на болезненные ощущения, эффект от изнуряющих ударов тоже проходит.

– Так дело в Джен. – Рядом раздается вздох неодобрения и разочарования, словно я пришел домой с двойкой в табеле успеваемости. Это так утомительно – иметь брата, который возомнил себя моим отцом. – Когда ты уже забудешь об этом? Она отшила тебя, братец. Что еще можно сказать?

– Помнишь, как ты благодарил меня за помощь с Мак в прошлом году? – задаю ему вопрос. Я усвоил урок. Тогда я был свидетелем его перехода на темную сторону, когда Куп начал влюбляться в богатую цыпочку и он не раз просил меня не вмешиваться. Что ж, брат был прав. – Ну, сейчас то же самое.

– Просто пытаюсь присмотреть за тобой, – объясняет он, будто я упускаю смысл. А потом, видя, как я начинаю терять терпение, Купер меняет тему: – Ладно, давай выберемся ненадолго. Прогуляемся. Проветришь мозги, так сказать.

– Я пас.

Одно я выяснил задолго до этих событий: нет ничего, что могло бы вытеснить мысли о Женевьеве из моей головы. Она забралась мне в душу, поселилась в моем сердце, и я не в силах вырвать ее оттуда, не разорвав себя на куски.

На секунду между ударами по груше я ловлю взгляд Купера. В его глазах мелькают отчаяние и беспомощность. Но я не могу заставить брата почувствовать себя лучше и не возьму на себя ответственность за попытки.

– Иди, Куп.

Стиснув зубы, он выходит из гаража.

Вскоре после этого я перестаю колотить грушу. Костяшки моих пальцев в крови, кусочки плоти свисают с костей. Просто омерзительно.

Когда у меня в кармане жужжит телефон, я на мгновение впадаю в нетерпеливое предвкушение, ожидая, что это Джен, а затем чертыхаюсь про себя, когда вижу имя моей матери.

Шелли: Привет, малыш. Просто проверяю, как ты.

Ага, моя собственная мать у меня в контактах значится не как «мама», а как «Шелли». Это о многом говорит.

Она писала мне в попытке возродить наши отношения после того, как пару месяцев назад Купер ненадолго сдал ее под арест за кражу у него нескольких тысяч. Ему уже давно надоели ее выходки, но для брата это стало последним оскорблением. Последним предательством.

Я не сказал Куперу об этих сообщениях, ведь, насколько мне известно, она для него умерла. Признание в том, что я с ней общаюсь, чертовски бы взбесило его.

Не то чтобы я так уж снисходителен к ней. По крайней мере, больше нет. Многие годы я верил в ее невиновность, даже когда чувствовал, что ей нельзя доверять. Что каждый визит матери был просто предвестником очередной нарушенной клятвы и ухода без прощания. Я просто не понимаю, как ее игнорировать.

Вздохнув, быстро отправляю ответ.

Я: Все нормально. Как ты?

Шелли: Я в Чарльстоне. Надеялась, может, ты приедешь навестить меня?

Я долго смотрю на экран. В течение нескольких недель она настаивала на том, что исправилась. Начала все с чистого листа и тому подобное. В своем последнем сообщении Шелли просила у нас шанс на примирение, но, если посчитать, сколько шансов мы подарили этой женщине, число окажется просто смешным. Когда-то мы с Купером были детьми и нуждались в матери. Теперь мы прекрасно обходимся без нее. Черт возьми, мы даже лучше ладим. Жизнь становится гораздо менее напряженной без женщины, которая приезжает в город каждые несколько месяцев или лет, несет какую-то чушь о новых возможностях и заманчивых перспективах, хотя на самом деле все, что ей нужно, это место для ночлега и немного денег. Пока однажды утром мы не проснемся и не обнаружим, что ее уже и след простыл. Банка из-под кофе пуста. Комната Купера обчищена. Или что-то в таком духе: нас уже не удивит любая низость со стороны Шелли.

Когда я своевременно не отвечаю, всплывает еще одно сообщение.

Шелли: Пожалуйста! Мы могли бы начать с чего-то простого. Кофе? Прогулка? Что захочешь.

Пока меня терзают сомнения, приходит новое СМС.

Шелли: Я скучаю по своим сыновьям, Эван. Прошу.

Я стискиваю зубы. Дело в том, что мне совершенно не нужно это чувство вины. Она не может сейчас разыгрывать роль заботливой мамочки после стольких лет равнодушия и пренебрежения.

В ее следующем сообщении указано время и место. Ведь Шелли прекрасно знает, как я смягчаюсь, когда дело касается ее. Я всегда был таким. Она бы не посмела вот так подойти к Куперу. Что еще более коварно и несправедливо.

И все же, даже понимая это, мне очень хочется поверить матери, дать ей шанс доказать, что она может стать порядочным человеком. Хотя бы ради нас.

Я: Я подумаю и напишу тебе.