– Она меня даже на порог не пустила, – девушка начинает плакать, – не стала со мной разговаривать. Я звонила и стучала в дверь много раз – все тщетно. Тогда я стала кричать, что у нее нет сердца и что она не человек, а зверь, хуже волчицы, раз родила меня, а потом бросила.
– Кто-то слышал вашу перебранку?
– Да. Соседка. Кажется, ее зовут Алла Львовна. Она вышла на лестничную клетку и стала уговаривать меня зайти к ней и успокоиться. Женщина приготовила чай и вышла, чтобы поговорить с моей матерью. Но зазвонил телефон, и соседка в коридоре несколько минут разговаривала со своей приятельницей. А потом мы услышали крики на улице, и страшная правда открылась. Моя мать выпала из окна. Получается, это я виновата в ее смерти. Она не хотела меня видеть, чувствовала свою вину и покончила с собой.
– А ваш отец? Он живет с вами?
– Нет, папа умер много лет назад. Надорвал здоровье. Приходилось растить меня и ухаживать за престарелой матерью, моей бабушкой. Она умерла через три года после его смерти.
– Вы живете одна?
– Да, уже пять лет. Первый раз решилась на встречу с мамой, и вот что получилось.
София начинает плакать навзрыд, и я отхожу от машины.
Тело Натальи увозят под всхлипывания жильцов дома и переговоры полицейских по рации. Я сажусь на скамейку и пытаюсь вспомнить, что было написано на странице дневника. Какой-то медицинский отчет. Там было написано, что у Натальи не может быть детей.
Тогда кто же эта девушка? Обманом пыталась проникнуть в квартиру погибшей? Или даже проникла, а затем убила ее?
Соседка, опознавшая труп, стоит неподалеку. Она вытирает слезы платком и еле сдерживает рыдания.
– Алла, не надо, ее уже не вернешь, – сухонький мужичок обнимает Семенову за талию.
– Такая хорошая женщина была, вот и дочка ее пришла увидеться с матерью после долгой разлуки. И какая трагедия! Дай мои капли, Георг.
Я узнаю в мужчине профессора словесности, Георга Тиеца. Вспоминаю, как он оставил свою прежнюю семью ради третьей жены (об этом много писали в Интернете и особенно в социальных сетях). Красавица из оперетты. Значит, вот она, эта разлучница – Алла Львовна! Отхватила себе богатенького и знаменитого мужа. А он захаживал к погибшей, якобы чтобы давать уроки. Наверняка Семенова ревновала мужа к более молодой соседке.
Но могла ли она пойти на убийство? Могла. Но у нее алиби. Алла Семенова разговаривала по телефону в своей квартире, когда это случилось. Остается ее муж, но его не было дома в момент трагедии. На площадке есть еще одна квартира. Попробую узнать, кто в ней живет.
Мгновенье – и я уже перед плохонькой дверью, старой, обитой деревянными планками, как было модно лет этак двадцать-тридцать назад. Звоню в дверь.
Через минуту в проеме показывается лохматая голова, и в нос мне ударяет запах мочи и перегара (возможно, чего-то и еще, но я даже не берусь предполагать, чего именно).
– Простите, – бормочу я, – ваша соседка Наталья Быкова сегодня выпала из окна. Вам что-то известно об этом?
– Да я каждый день выпадаю, и что с того? – бурчит недовольный жилец. Мужчина явно просыхал последний раз дней семь назад. От него явственно разило спиртом и табаком.
– А вы не знаете, к ней сегодня кто-нибудь приходил?
– К ней – нет, а вот ко мне кто только сегодня не захаживал, даже моя покойная жена. Детей нам Бог не послал, да и ее саму забрал рано. Говорили, будто я не способен дать потомство. А как проверишь? На сторону она не ходила, знала, что если забеременеет, то я прогоню ее прочь. Потому как сразу ясно было бы, что не от меня – мой-то черенок слаб!
Я морщу лицо.
– Простите еще раз, мне пора.
Тут я замечаю что-то под ногами. Пятитысячная купюра!
– Это ваша? – я поднимаю банкноту. Вижу, как у мужичка загораются глаза, и он облизывает пересохшие губы.
– Э-э, нет, да, моя.
– Врать нехорошо, – усмехаюсь я. – И все-таки, откуда здесь могла появиться эта купюра?
– Может, Георг обронил? Он сновал сегодня по площадке целое утро. Кажется, заходил к нашей соседке Наталье, потом ушел. Обронил точно он.
– Спасибо, вы мне очень помогли.
Дверь захлопывается у меня перед носом. Но это меня не обескураживает. Значит, деньги Наталье Быковой предлагал Георг Тиец. Но за что? Это ведь он помогал ей с конспектами, а не наоборот. Платил ей за что-то? Мерзость какая! Стоп. Что там говорил этот пьянчуга? Что-то про мужское бесплодие.
Пулей выскакиваю из подъезда (надо же иногда и пешком походить). А ведь ничего нет проще, чем внушить своему мужу мысль о том, что он не может иметь детей. Чтобы привязать к себе, окутать любовью, убедить, мол, кому он такой нужен!
Кого-то мне это напоминает…
На скамейке сидит растрепанная зареванная София, вытирает платком лицо, размазанную тушь.
– Не корите себя, – я сажусь рядом, беру девушку за руку, – в ее смерти вашей вины нет.
– Полиция думает, что это я столкнула ее, – машинально отвечает рыжик. – Но я этого не делала! Не делала! Как я могла убить собственную мать?
– А кем был ваш отец? Пожарным?
– Нет, механиком на заводе, а почему вы спрашиваете?