Реплика

– Никогда не могла подыскать для них место. И выкинуть тоже рука не поднималась. Хотя она заявила, что я могу их выбросить. Правда, сперва она попросила меня, чтобы я разобрала эти штуковины и продала рамки, если захочу. Но я, естественно, ничего такого не сделала.

Шери поплелась в другую комнату. Семьдесят Второй вопросительно посмотрел на Лиру, и та лишь пожала плечами. Похоже, силы оставили ее. Оказалось, что здесь, в реальном мире, нет никаких ответов – ничего нет, кроме необозримого пространства, всяких диковинных вещей, непонятных впечатлений и чужаков. Да, чужаков. Они общались с ней, поскольку и ведать не ведали, кто она такая, и возненавидели бы ее, если бы все узнали. Она – носитель прионной болезни. Одноразовая вещь.

Выхода нет. И она скоро умрет.

В Хэвене она не испытывала желаний. По крайней мере, она никогда не хотела чего-то особенного. Она чувствовала себя голодной, уставшей, скучающей и измученной. Она хотела дополнительную порцию еды и воды, хотела подольше поспать, мечтала избавиться от ноющей боли или погулять во дворе. Но у нее никогда не было стремлений, которые побуждали бы ее что-то сделать. Раньше она не имела столь четких намерений, воплощение которых в ее жизнь было бы не концом, а началом чего-то нового.

У нее никогда не было цели. Но теперь появилась. Лира хотела понять.

И это заставило ее почувствовать себя человеком, как никогда прежде. Она заслуживала большего. Она чего-то достойна.

Лира изумилась, обнаружив, что держит Семьдесят Второго за руку. Она посмотрела на него, и ее опять охватило волнующее ощущение – как будто ее тело стало невесомым. Когда Шери вернулась на кухню, неся три небольшие картины в рамках, Семьдесят Второй отнял у Лиры руку.

Шери положила картины на стол.

– Они вообще-то не в моем вкусе, – пояснила Шери.

На них были изображены детально прорисованные человеческие органы. Лира предположила, что они скопированы из какого-нибудь учебника. Она видела множество подобных рисунков в медицинских пособиях.

– Я люблю моих кошек, и акварели, и картины маслом. А графика – нет, это не мое.

Лира мысленно возразила ей, что графика бывает очень красивой. Лире нравилась выразительность мышц, четкость костей и даже выцветшие надписи, слишком мелкие, чтобы их можно было разобрать, обозначающие разные анатомические детали. Однако она была донельзя разочарована. В иллюстрациях не нашлось ни тайного послания, ни волшебного ключа, отпирающего любые замки.

Зазвонил телефон. Шери встала.

– Конца и края этому нет, – проворчала она. – Я сейчас, через минуту вернусь.

Когда Шери ушла, другой кот, на сей раз серый, запрыгнул на стол. Лира машинально схватила одну из иллюстраций в рамке, чтобы кот на нее не наступил.

– Зачем ей животные в доме? – прошептал Семьдесят Второй.

Лира не могла ему ответить, ее и саму мучил такой же вопрос. Она нащупала выступ на задней стороне картинки и поспешно перевернула ее, ощутив прилив надежды.

Выяснилось, что холст прикрепили скобками к деревянной рамке. Но если с двух сторон скобки были на месте, то с двух других сторон их не хватало, и недостающие были заменены каплями клея, которые поблескивали на расстоянии примерно дюйма друг от друга. Некоторые из капель просочились наружу и застыли на дереве. Лира, как и другие реплики, тратила изрядное количество времени на поиски тайников, куда можно было бы спрятать свое скудное имущество.

Она моментально заподозрила, что в картинке, которую медсестра Эм отдала Шери, было что-то припрятано…

Медсестра Эм сказала Шери, что та может разобрать рамки. Наверное, она имела в виду, что Шери должна разломать рамки.

Телефон перестал звонить, а голос Шери, приглушенный стенами, был неразборчив – слышались лишь интонации. Должно быть, она прикрыла дверь. Лира торопливо, чтобы не успеть испугаться, подцепила край холста и дернула.

– Ты чего?! – зашипел Семьдесят Второй и схватил Лиру за руку.

– Медсестра Эм отдала Шери картинки перед смертью, – шепотом ответила Лира. – Думаю, внутри есть тайник.

Теперь ее разрывал страх, смешанный с надеждой, так что Лира запустила руку за холст. И почти сразу нащупала глянцевые листы.

Фотографии.

Семьдесят Второй изумленно наблюдал за тем, как Лира раскладывала их на столе. Снимков оказалось три, и на каждом была изображена медсестра Эм с высоким темноволосым мужчиной с бородой и недовольной физиономией. На одной фотографии медсестра Эм сидела у него на коленях, а он отвернулся от камеры. На другой она целовала его в щеку, а он пытался заслониться ладонью: вероятно, мужчина вообще не горел желанием фотографироваться. Но на последней его щелкнули безо всяких помех. Медсестра Эм и ее спутник стояли возле автострады. Позади них виднелась неровная гряда синеватых холмов. Медсестра Эм держала в руках соломенную шляпу и счастливо улыбалась.

Внезапно Лира стало сильно мутить. Что за странность?…

– Доктор Саперштейн, – процедил Семьдесят Второй, первым назвав имя мужчины.