— Да, немного. Вы знаете, где живет Арбатова?
— Ой, конечно, знаю, как, по-вашему, можно заниматься творчеством с восьми до пяти на рабочем месте?
— А не дороговато ли жилье для молодой исполнительницы?
— Для звезды! — поправил Вешенка. — Звезде для творчества нужны уют, комфорт, романтическая обстановка…
— Не могли бы вы подсказать, кто больше всех других из вашей команды общался с Арбатовой?
— Ну, если я не в счет, — менеджер недвусмысленно стрельнул глазками в Штура, — тогда Дубров.
— Спасибо за помощь следствию, — сказал, поднимаясь, Штур и добавил, бросив на стол визитку: — Что-нибудь вспомните — звоните. — Пожать протянутую менеджером руку или хотя бы вложить в нее визитку Вениамин Аркадьевич себя заставить не смог.
— Ой, и передавайте от нас привет. — Вешенка нимало не смутился тем, что следователь проигнорировал его прощальный жест. — Вас-то, конечно, пустят к Кристине раньше, чем нас, простых смертных.
Выходя из студии, Штур про себя раздраженно подводил итоги: «Вешенка: во-первых, извращенец, проституирующий себя и Арбатову, а таким отбросам нельзя верить по определению; самоуверен и нагл: ишь ты, додумался передавать привет, поле чудес устроил или возомнил, что приобрел в моем лице себе приятеля; во-вторых, не болтливый (хоть и причитает без умолку, но бессодержательно), ничего не рассказал, кроме того, что и без него легко было узнать, кроме байки о Расторгуевой. Пожалуй, разговорить его можно, имея что-нибудь повесомей одного желания раскрыть преступление. Попросить муровцев проверить Вешенку? Нет, пожалуй, преждевременно. У них более серьезной работы хватает».
— Вениамин Аркадьевич, звонил Владимиров, — услышал Штур, садясь в машину, голос своего шофера, — просил передать, на заводе ничего особо интересного не нашли, но выяснили: Марков приобрел контрольный пакет акций пивоваренного завода в Ростове. Сейчас пытаются установить его тамошние контакты.
— Поехали обратно в прокуратуру. Снова Ростов. Интересное совпадение…
— Совпадение?
— Да, это я о своем, Володя…
…Дубров явился точно в 16.00. Штуру это понравилось, и вообще, композитор ему понравился — никакого снобизма, никакой вульгарности, скромный и на удивление вежливый. Та провинциальная скованность и даже некоторая робость, которая так не нравилась в Дуброве Вешенке, наоборот, импонировала Вениамину Аркадьевичу.
— Думаю, вы уже знаете: Арбатова тяжело ранена и находится в больнице.
— Да. Как она? — На лице композитора отразилось неподдельное беспокойство.
— С медицинской точки зрения ее жизнь вне опасности, а вот преступников мы еще не поймали. Знаете ли вы, кто мог совершить это преступление?
— Нет. — Наступила длительная пауза.
— Хорошо. Поставим вопрос по-другому. Были ли у нее враги?
— Враги?.. — Вновь пауза. — Не знаю.
Штура потянуло сказать: «А вот ее менеджер и ваш хороший знакомый Вешенка рассказал о конфликте с Расторгуевой. Вам эта фамилия ни о чем не говорит?» Стоп. Просто сцена из дешевого детектива выходит: следователь уличил подозреваемого, и тот вот-вот готов сознаться. Не в чем его уличить. Да и не стоит, хороший же парень. Надо просто его разговорить, сам все расскажет. Поразмыслив еще с полминуты, Вениамин Аркадьевич, прервав затянувшуюся паузу, спросил:
— А в Ростове, до того как приехать в Москву, с кем вы работали?
— Поначалу с ребятами свадьбы обслуживали, в ресторанах играли. Летом в Сочи или в Крым ездили. Затем стал писать для Расторгуевой.
Вот оно! И совсем даже не надо было давить. Главное — правильно повернуть беседу, незначительным, казалось бы, вопросом, а уж это-то Вениамин Аркадьевич умел делать виртуозно.
— А что, сотрудничество с Расторгуевой было более привлекательным, чем игра в ресторанах? — задал он новый вопрос, тоже на первый взгляд никакого отношения к делу не имеющий.
— Игра в ресторанах была привлекательной только оплатой. — Дубров, кажется, немного раскрепостился, почувствовал, что следователь совсем не страшный, ему не враг и, главное, ни в чем его не подозревает. Что это не просто формальный допрос, куда тащат всех подряд. Что следователь ему верит и действительно надеется получить реальную помощь в раскрытии преступления. — Бросить таким способом зарабатывать мечтал давно. Как только подвернулся случай, так и бросил.
— Так было плохо?
— Я вам один случай расскажу, а выводы… Выводы сами сделаете. Работали одним летом в Сочи на открытой площадке. Мы играли, а каким-то бандитам в зале заскучалось. Может, набрались, может, по жизни такие, но вдруг им взбрело в голову прострелить подвес люстры, висевшей под навесом над сценой. Поначалу мы не поняли, в кого стреляют. Попрятались за колонны. Не с первого выстрела, но подвес перебили. Люстра упала. Братаны шумно радовались. Прибежала милиция. Выяснила, что никто не пострадал, просто клиенты развлекаются, и ушла. Мы продолжили играть. Происходило это почти в центре Сочи.
— Это на выезде. А в Ростове такой же беспредел?
— Идешь вечером играть и не знаешь, вернешься ли. Один раз потасовка началась, так еле ноги унесли через черный ход.
— С Расторгуевой было иначе?