Джулиан зажег сигарету, выбросил спичку в раковину и попытался успокоиться. Это было не так просто, особенно после того, как он заметил оставленную грязную посуду — две кружки, одна тарелка, три стакана из-под сока. Интересно, кто, по их мнению, должен все это мыть? Он вдохнул дым и снова уставился на посуду.
Новая строчка для стихотворения? Он достал блокнот и записал туда родившуюся мысль, стоя над кухонной раковиной.
Беспечный — оставит,
Лживый — обманет.
Ничто не будет зависеть от нас,
Если мы зависим сами.
Горящее человеческое мясо…
Тут он остановился. Эта строчка не была новой строчкой его стихотворения. Возможно, эта строчка для другого стихотворения, а может, это не стихотворение вообще. Он еще раз затянулся, преступив черту, за которой заканчивалась элегантность и начиналась табакозависимость.
Вдруг что-то уперлось ему в ногу. Джулиан резко обернулся. Сердце его бешено колотилось. Это собака. Она прижалась к нему и виляла хвостом.
— Ничего подобного. Никаких нежностей.
Он наконец увидел то, что должен был заметить, как только вошел: в дверях столовой лежала куча собачьего дерьма.
— Иди-ка сюда, Зиппи.
Зиппи подошел. Джулиан взял его за ошейник.
— Новые порядки, Зиппи. Познакомься с Робеспьером.
Он потащил Зиппи по направлению к столовой. У него когда-то была собака. Его отец воспитывал собаку, имя которой он уже забыл. Вот как воспитывают собак.
— Вот так, вот так, Зиппи.
Но по мере приближения к дверям столовой Зиппи начал упираться все сильнее, а в конце концов вообще сел. Джулиан решительно продолжал тащить его. Именно так и поступал его отец, по крайней мере на начальном этапе воспитания. Резко и решительно. У его отца была твердая рука: улыбаясь, он хлопал тебя по плечу, да так, что становилось больно, и вместо ободрения возникала совершенно другая реакция.
— Иди сюда, Зиппи.
Они стояли у вонючей кучи. Джулиан крепко держал Зиппи за ошейник и пытался ткнуть его носом. Пес скулил и упирался изо всех сил. Превосходство явно было на стороне Джулиана.
— Чувствуешь связь, псинка? Мы так никогда не делаем, — сказал Джулиан.
Он ткнул Зиппи носом еще пару раз, чтобы быть абсолютно уверенным в том, что до него все дошло. Потом Зиппи зарычал, шерсть на загривке и спине встала дыбом. Джулиан зарычал в ответ, но громче, и почувствовал, что волоски на шее и спине у него тоже встают дыбом. Он ткнул Зиппи носом прямо в кучу дерьма и повозил его несколько раз.
Наконец Джулиан отпустил Зиппи. Пес выскочил из комнаты, поджав хвост и поникнув духом. У Джулиана сразу поднялось настроение. Теперь он был готов навести порядок, не обращая ни на что внимания. Озноб все еще пробирал его, но не так сильно. Он чувствовал себя намного лучше. Очень уверенно. В своей тарелке.
Джулиан перенес свой чемодан в свободную спальню в конце коридора. В комнату Адама. Она похожа на чердак художника. Это, пожалуй, лучшая комната в доме и вполне ему подходила.
Постельное белье было по-прежнему смято. Джулиан снял его и положил у дверей, чтобы загрузить в стиральную машину, когда пойдет вниз. Сначала ему нужно привыкнуть к новой обстановке. Это самое главное в военном искусстве. Он встряхнул матрас, открыл шкаф, вытащил все ящики из письменного стола и комода. Ничего там не нашел. Мальчишка даже нигде не нацарапал своего имени.
На стене Джулиан обнаружил полоски скотча в тех местах, где когда-то висели постеры. Но он не обнаружил их ни под кроватью, где не было ничего, кроме пыли, ни за столом, ни за комодом. Естественно, вид уже ушедшего на пенсию спортсмена или бывшей кинозвезды несколько безрадостен. А что это там? Из-под батареи, находившейся за письменным столом, выглядывал пожелтевший кусочек бумаги. Джулиан аккуратно вытащил его и положил на стол, где он, видимо, когда-то лежал.
Он подошел к окну. Еще один мрачный день, лишенный всяких красок. Он попытался рассмотреть, что было написано на листке, при этом освещении. «Как в могиле», — подумалось ему.