Репейка

Да, — и это знаем не только мы, — Оскар был мастером своего дела. Это открыто признал сам Таддеус, свидетелями же были Султан, Джин и даже Пипинч, а ведь их мнение тут весьма авторитетно.

Мы уже поминали о том, что Репейка почитал себя существом сухопутным, — вот почему он подозрительно косился на появившийся вдруг во дворе большой таз и рядом кастрюлю с водой, от которой шел пар. Щетку же и мыло он встретил уже с нескрываемым отвращением. Предчувствия Репейки были, однако, почти безошибочны, а запах йода из коричневого флакончика только укрепил их.

Розалия принесла еще чайник с холодной водой и натянула резиновые перчатки.

— Ну, давайте собаку сюда.

Репейка подошел поближе к аптекарю.

— Ступай, Репейка. Да вы сами позовите его, Розалия! Это ж такая собака, что если сказать ему: круши мак, — он будет крушить мак. Будет!

— Иди сюда, Репейка, я тебя выкупаю. Вода хорошая, теплая.

Репейка смотрел на аптекаря.

— Вода? Ненавижу! А потом вот это самое… это вонючее… — «Вонючее» было мыло, которое когда-то при купании попало ему в глаза, щипало, и щенок этого не забыл.

— Иди, песик, будешь чистым, как лебедь.

Но Репейка не хотел быть чистым, как лебедь. Более того, он стал посматривать в сад…

— Нельзя! Останешься здесь! — топнул ногой аптекарь. — Почтенная дама ждет тебя, хочет вымыть… право, я тебя не понимаю, Репейка. Идем!

— Э-эх! — вздохнул щенок и, смирившись, поплелся рядом с новым своим повелителем, чтобы поступить в распоряжение Розалии. Он шел, нога за ногу, и даже чуть-чуть скулил.

— У меня особенно живот чувствителен… и если мне попадет в рот это белое… я выскочу из таза!

Однако Розалия так бережно поставила его в таз, а руки ее так ловко и любовно мыли и чистили четырехкилограммового победителя крыс, что щенок повизгивал, честно говоря, лишь по привычке.

— Нет, нет, только не уши! Оттуда пойдет в глаза, в рот…

— Посмотрите, куда укусила его крыса, я потом смажу йодом.

— Вот здесь, — показала Розалия, оттянув Репейке брылю — еще и кровоточит немного.

— Смойте хорошенько мыло, а я вынесу его подстилку.

Подстилку бросили возле стены, куда еще попадало солнце, и щенок пылко завилял хвостом, приветствуя знакомое ложе.

Розалия еще и вытерла щенка, аптекарь смазал йодом ранку, хотя Репейка и поворчал на склянку; наконец, домоправительница поставила «чистого, как лебедь», щенка на подстилку.

— Сидеть! — сказал аптекарь, случайно найдя верное слово и тон. — Не затем мучилась с тобой эта благородная дама, чтобы ты сразу весь извалялся.

— Хорошо, хорошо, — повеселел на солнце щенок, — но здесь, на подстилке, я все-таки поваляюсь, таков уж мой обычай.

Розалия выплеснула грязную воду, и Репейка струхнул немного, услышав шум водопада, но земля тотчас впитала воду, и щенок, откинув назад левую лапу, разлегся на покрывале с таким видом, словно был у себя дома.

— Теперь вся эта история с водой и не так уж страшна, — поморгал он аптекарю, — а здесь очень удобно, словом, мне кажется, я сейчас усну.

— Оставим его, — сказал аптекарь, — он скоро обсохнет. Но, помнится мне, Розалия, вы говорили что-то о телячьей печенке.

— А мне помнится, вы от нее отказались…

— У меня память лучше, милейшая Розалия, и, если телячьей печенки не будет, я попрошу тетушку Терчи подыскать мне другую домоправительницу.

Тетушка Терчи была родной теткой аптекаря, которая послала к племяннику Розалию с таким напутствием:

— Поезжай, Розика, Денеш малость с причудами, но добряк. Хоть и седьмая вода на киселе, а ведь и тебе он родственник, так что как-нибудь приучишь мальчика к порядку…

Тому уже шесть лет. За шесть лет Розалия убедилась, что в каких-то вещах «мальчика» приучить к порядку невозможно, а в каких-то и не нужно, так как в аптеке, например, у него порядок необыкновенный. Розалия была вдова, Денеш старый холостяк, и после первоначальной притирки они отлично ладили друг с другом.

Итак, Розалия сняла резиновые перчатки.

— Пишите, пишите, но я тоже напишу, что теперь вы и собак купать меня заставляете…

— Одну-единственную собаку, чудо-собаку, истинного героя… да, чуть не забыл: я же обещал этому бесценному алмазу две пары сосисок. Парочку во всяком случае принесите, Розика. Репейка считать не умеет…

— Дайте денег.

Аптекарь порылся в карманах.

— Должно быть, я положил на подоконник.

— Там нет.

— Тогда на чашу весов.

— И там нет.

— Ага! В ящик для ножей.

— Ящик для ножей я выскоблила и поставила сушить.

Аптекарь долго и вопросительно смотрел на свои туфли.

— Честное слово, не знаю. Розика, купите на свои… эта бестия мясник меня когда-нибудь посадит.

Розалия удалилась.

— Запишите только, Розика, — крикнул ей вслед аптекарь, но Розалия, уходя, лишь отмахнулась. Это и была та область, где приучить Денеша к порядку было невозможно, и расчеты их давно уже совершенно и безнадежно запутались.

Щелкнула калитка, во дворе стало тихо. Аптекарь твердо поклялся, что завтра же наведет порядок в денежных делах и сразу почувствовал себя веселым и свободным, может быть, гораздо более веселым и свободным, чем если бы уже сделал все подсчеты. Он бросил еще один взгляд на Репейку и вошел в аптеку.