— Нет. — До боли сцепив зубы, Рене помотал головой. Вот черт, не хватало еще разрыдаться тут, как чувствительная барышня. — Я хочу пожертвовать вам денег, чтобы вы построили церковь. Церковь Святого Жана. Чтобы все молились там за него. Он был грешник, отец Онорий, но он был хороший человек! Я хочу, чтобы за него молились!
— Сын мой, это очень хорошее желание, но, боюсь, это невозможно. Вряд ли епископ разрешит строить на Хайроке еще одну церковь, — явно сожалея, что приходится это говорить, покачал головой священник. — Здесь не так много прихожан-католиков, да вы и сами, должно быть, это заметили. Может быть, вы выберете для своей церкви какой-нибудь другой остров?
— Нет, ни за что, — упрямо выпятил подбородок Рене. — Я в первый раз на Хайроке, и когда я увидел его сегодня утром, меня как будто что-то в сердце толкнуло. Церковь для Сиплого должна быть именно здесь, отец Онорий, я это точно знаю!
— Для Сиплого? — с непонятным выражением переспросил священник.
— Да, для Сиплого, — с вызовом повторил имя друга Рене. — Он был пиратом. И мне кажется, что зря вы беспокоитесь насчет паствы. Неужели вы думаете, что наши братья откажутся зайти и помолиться за душу такого же пирата, как и они, а заодно и за свою собственную? Знаете, нам там не очень важно, кто к какой церкви принадлежит.
— Знаю, сын мой, — кротко ответил отец Онорий, и Рене с удивлением увидел, как губы священника мелко затряслись.
— Что с вами, святой отец? — удивленно спросил он.
Отец Онорий, пошатываясь, прошел к передней скамье и устало опустился на нее.
— Сын мой, сам бог послал тебя ко мне. — Священник протянул крупную мозолистую ладонь и потянул Рене за камзол, усаживая его рядом с собой. — Так, значит, Сиплый умер? Расскажи мне, как это произошло?
— Его убили при абордаже, — коротко ответил Рене, не понимая, что означает такое проявление чувств. Его знакомые священники никогда не стали бы оплакивать какого-то пирата. Он что, был знаком с Сиплым?
— Он был моим близким другом, сын мой, — с трудом сдерживая слезы, объяснил священник. — Целых десять лет мы были ближе, чем братья. Сначала вместе ходили матросами на французском корабле, потом попали в плен к испанцам, которые привезли нас сюда, потом бежали, подались в пираты, ходили то с одним капитаном, то с другим… А потом я ушел. Устал, понимаешь ли, просто устал. Там все время надо было убивать. Все время вокруг кровь, смерть… Я просто больше не мог. Мне начали сниться лица тех, кто погиб от моей руки. Я не выдержал и ушел. А Сиплый остался. Он пытался меня отговорить, но я…
— Так это вы были его матлотом? — осенило Рене, вспомнившего, как странно Сиплый реагировал на вопросы о том, куда подевался его прежний сосед по койке.
— Да, — кивнул отец Онорий. — Еще во Франции я окончил семинарию, но сан так и не принял. Хотелось приключений, и только здесь… Кто бы мог подумать, правда?
— Правда, — согласился Рене, с трудом сдерживая нервный смешок. Эх, и повезло же Сиплому на матлотов-семинаристов.
Они немного посидели молча, думая каждый о своем, а потом отец Онорий повернулся к Рене и сказал:
— Давай свои деньги, сын мой! Я поговорю с епископом, и не будь я Пьер Мерсье, если новая церковь через три месяца не начнет принимать прихожан!
Рене без колебаний отцепил от пояса кошель и протянул священнику.
— Здесь четыре тысячи, отец Онорий, — сказал он, горько сожалея, что не взял с собой больше. — Надеюсь, чтобы начать, вам хватит, а я немного погодя привезу еще. Не будь я Рене Резвый!
— Ничего, мы же с тобой не собираемся воздвигать собор, — нервно усмехнулся отец Онорий. — На небольшую церквушку хватит и этого, а если еще деньжат добудешь, то мы лучше украсим ее как следует. Идет?
— Идет! — улыбнулся Рене.
Они пожали друг другу руки, потом обнялись к большому удивлению служки, пришедшему позвать отца Онория к трапезе, и Рене пошел обратно на корабль. На душе было светло и радостно, как будто бог улыбнулся ему с небес, а Сиплый был уже причислен к лику святых.
На «Афине» его ждал приятный сюрприз. Грешник Марк привел-таки капитана, который соглашался за вполне умеренную плату сопровождать их все время, пока они будут избавляться от груза. Был он француз, и звали его Милон Ансервилль. Рене он не понравился. Склизкий какой-то, жиденький и совсем не похожий на пиратского капитана. Пожимая ему руку, Рене бросил через его голову недоуменный взгляд на Марка. Тот пожал плечами и кивнул ему в знак того, что, мол, отойдем, разговор есть. Рене извинился перед Ансервиллем и пошел за Марком в рубку.
— Ты это, не серчай, капитан, что я такую медузу притащил, — развел руками Грешник. — Но, веришь ли, никого из нормальных сейчас на Хайроке нету! А Ансервилль… в заварушке толку с него, конечно, маловато будет, но он недавно где-то разжился тяжелым флейтом, так что для сопровождения сгодится. Если понадобится, можем и вовсе сковырнуть этого прыща, а кораблик себе оставим.
Рене задумался.