Но тетя Ниссал перебивала мужа и убеждала Рену не верить ему. По ее словам, отец был добрым парнем, которого все просто обожали, и актеры прощали ему любые неудачи. Когда он принимался рассказывать свои замечательные истории, никаких волшебных иллюзий и не требовалось. Все как бы переносились в мир его фантазий.
Рена не сказала тете о бумаге, которую она подписала по требованию дяди, тот тоже не обмолвился ни словом. Сын тети Нисс, а значит, брат Рены, весь вечер дичился и держался в стороне. Рена уж было подумала, не ревнует ли он к своей матери, ее тете Нисс?
Коннор быстро ушел в свою комнату и не показывался. Но Рена, проходя уже под утро мимо его комнаты, заметила полоску света, выбивавшуюся из-под двери. Неужто он не ложился всю ночь? За завтраком у Коннора слипались глаза, но он выглядел довольным и тайком сознался, что всласть поработал над своей пьесой.
— Она почти закончена, — сказал он с гордостью, подавляя зевок.
Рена задумалась, держа на весу нож и полуочищенное яблоко с пружинкой свисающей кожуры.
Тетя вернула ее к действительности, радостно сообщив:
— Яблок для начинки достаточно. Иди сюда и внимательно наблюдай за тем, что я делаю. Ты должна выучить этот рецепт. Он в нашей семье переходит от бабушки к внучке уже восемь поколений. Это семейная тайна!
Рена надела передник и стала смотреть, как маленькие плотные руки тети Нисс быстро орудовали с тестом. «У нас в приюте работа на кухне считалась самой противной и скучной», — думала Рена, вдыхая запахи печеных яблок и корицы. — «Оказывается, это прекрасно! Здесь так спокойно. Как, наверное, приятно иметь свой дом и жить всем вместе! Только вот кислая физиономия братца Нэда все портит». На мгновение Рена почувствовала боль оттого, что так опрометчиво и с бездумной готовностью отказалась от своего наследства, но, взглянув на тетю, решила, что жертва того стоила. «Я вернусь сюда, как только смогу», — пообещала она сама себе. — «И порадуюсь, что у меня есть семья, есть дом, где меня ждут. Может быть, сумею подружиться с Нэдом, и он перестанет хмуриться. Но кажется, у меня, как у отца, зуд в ногах. Мне дороже свобода, путешествия и приключения, чем это наследство — гостиница и сидение до старости на одном месте».
За их спиной открылась дверь. Рена оглянулась и увидела Коннора. Сердце ее сжалось от нехорошего предчувствия. Лицо Коннора было бледным, глаза горели.
— Рена, — с напором произнес он. — Я думаю, нам надо идти.
— О, еще немного, — попросила Рена. — Мы же обещали сначала нанять сопровождающих…
Звон солдатских шпор оборвал ее на полуслове. Вряд ли посетители «Двух барсуков» ходят в солдатских сапогах!
Коннор молчал. Рена и ее тетя замерли.
Дядя и брат Нэд стояли в углу кухни, с изумлением глядя на вошедших людей в синей форме. Рена сразу же догадалась: Синие!
Предводитель, человек с длинными рыжеватыми волосами, сухо прокаркал:
— Мы тут, чтобы сопровождать принца Коннора Шалтара и ученицу чародея Рену назад в Кантирмур по приказу герцога Фортиана Рисмордита.
— О-ох! — простонала Нисс, падая на стул.
Братец Нэд переводил недоуменный взгляд с Рены на Коннора, рот его открылся, а утюг, который он нес, чтобы поставить на плиту, грохнулся на пол, рассыпая черные угли.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Тайрон попытался вытянуться, но решетка его клетки впилась в тело. Пересохший язык едва двигался в пасти. Голова горела, мысли путались.
«Я не собака», — настойчиво повторял он про себя. — «Я Тайрон, наследник Галфрида. Выберусь, вырвусь отсюда!»
Его втиснули в тесный проволочный ящик. Вокруг была непроглядная тьма. Приходилось полагаться на свой нюх. Но ни один запах не прилетал сюда, ничто не могло подсказать, где он находится и кто его тюремщик.
Один раз в день ему давали немного еды и воду, как раз столько, чтобы он не умер. Жажда и голод мучили непрестанно.
«Я знаю, зачем это делается. Они хотят, чтобы мое собачье тело своей болью заглушило человеческий разум, который еще тлеет во мне. Но я не сдамся!»
Потеряв во тьме счет времени, он все же каким-то шестым чувством определил, что пищу приносят поздно вечером. Воздух, который врывался вместе с тем, кто приносил еду, пах затхлой влагой и подвальным холодом. Нет, это не был воздух улицы, свободы!
Приносящий пищу иногда разговаривал с ним, но произносил слова свистящим шепотом, и от этого голос его невозможно было узнать. А запаха у него не было! Какое-то волшебное заклинание скрывало настоящий запах неведомого чародея.
«Если я не ошибся, он скоро явится», — думал Тайрон. — «Скорей бы! Я умру от жажды!»
Он закрыл глаза, но не позволял себе заснуть. «Надо быть настороже! Только не спать!» Сны его были всегда собачьими, и, просыпаясь, он долго не мог собраться с мыслями, в голову лезли драки, погони, псиные морды, зубы, хвосты… Если это заточение продлится еще несколько дней, он как-нибудь проснется собакой и больше никогда ничего не вспомнит!