Рэмбо под солнцем Кевира

— Конечно, сэр. Я останусь с ними, — Рэмбо кивнул в сторону обгоревших и покалеченных трупов, которые "береты" положили в один ряд и накрыли полотном. — Ведь вы не берете их?

Траутмэн смутился.

— Послушай, Джони, как мы можем везти трупы в чужую страну? У нас нет времени даже похоронить их. Через несколько минут все станет известно в Тегеране, и нам, попросту говоря, надо уносить ноги. Как ты доберешься до Тегерана? Опять переживешь страх?

Вместо ответа Рэмбо, осмотрев боевое снаряжение на поясе полковника, попросил:

— Подарите мне все это, сэр. Ведь оно вам больше не пригодится. Траутмэн молча отцепил от пояса все сумочки и отдал Рэмбо.

— Если можно, сэр, и это тоже, — он указал на флягу, висевшую у Траутмэна на поясе. — Ведь там вода?

— Вода, сынок. Возьми.

Все "береты" были в гражданской одежде под моджахединов. Траутмэн остановил одного, снял с него халат и отдал Рэмбо.

— Бери, сынок, а то тебе будет холодно. Не дай Бог тебе простудиться.

— Спасибо, сэр, и передайте Ральфу Пери, что теперь-то я непременно привезу ему сына. Мне так хочется сделать ему приятное.

— Прощай, сынок, и береги себя.

Они обнялись, и Траутмэн, не оглядываясь, пошел к "Геркулесу". Когда огромная машина, взревев моторами, поднялась в воздух, Рэмбо огляделся. В стороне еще пылали искореженный вертолет и самолет-заправщик. Рядом стояло пять новеньких вертолетов. И он подумал, что, пожалуй, на любом из них он мог бы долететь до Тебеса и подарить его там Давуду вместо погибшего осла. Недалеко от него под полотном лежали "береты", так и не успевшие совершить подвиг и стать национальными героями. Сколько же их? Рэмбо откинул полотно с их лиц и, всматриваясь в них, стал считать. Восемь! И последним, восьмым, лежал Боб Симеон, тот самый неунывающий Боб с плато Колорадо, который оставлял свои неприятности за дверью. На этот раз он привез их с собой.

Рэмбо снова накрыл эти мертвые лица полотном, отошел в сторону и стал осматривать содержимое боевого снаряжения своего полковника. Ему очень понравились миниатюрные газовые баллончики, и он отложил их в сторону вместе с компактным респиратором, защищающим от действия газа. Больше здесь не оказалось ничего, заслуживающего его внимания. Пожалуй, еще бинты — они пригодятся сейчас же. После этого Рэмбо разделся, приложил к внутренней стороне бедра баллончики, респиратор и деньги, которые еще оставались у него, и плотно обмотал ногу бинтом. Свой нож он приложил к внутренней стороне правой руки так, что конец его чуть высовывался над ладонью, и тоже обмотал бинтом. Оставалось лишь густо замазать все это, а заодно и лицо, маслянистой сажей, которой покрылось все вокруг. После этого он испачкал, а потом порвал штаны, рубаху и халат, чтобы ни у кого не появилось намерения заняться мародерством, оделся и стал ждать.

Лишь только рассвело, он услышал характерный треск вертолетов. Пора занимать свое место. Он лег рядом с Бобом Симеоном и сказал:

— Привет, Боб, вот мы снова и встретились с тобой. Теперь мне придется оставить свои неприятности за дверью, может, мне повезет больше.

И когда увидел приближающиеся вертолеты иранских ВВС, накрыл лицо полотном.

Часть III

Глава 1

Весть о высадке американского десанта в Кевире разнеслась по всему Тегерану рано утром. Говорили разное — и то, что "береты" хотели освободить заложников в посольстве, и то, что они намеревались убить или захватить самого аятоллу, и даже то, будто они доставили сюда самого шаха, чтобы восстановить его на троне. Никто ничего не знал определенно. Точно было лишь известно, что Аллах покарал неверных слепотой: их вертолеты начали сталкиваться друг с другом, взрываться, а обезумевшие янки, оставшиеся в живых, в ужасе бежали.

Но и это утверждение подвергали сомнению, ссылаясь на заявление самого аятоллы: бежали далеко не все, многие из них рассеялись по Кевиру и бродят теперь в ожидании медленной смерти. Не вызывали сомнения лишь десять трупов. Их привезли в целлофановых мешках на двух открытых машинах к зданию посольства и показывали всем, кто хотел видеть. А потом оставили на сутки в посольстве в назидание заложникам — так будет со всяким, кто рискнет их освободить.

Абдолла-хан считал, что знает больше других. Сопоставив события последнего времени — визит Кэнби, появление в городе группы "арабских паломников" и, наконец, десант в Кевире, — он пришел к выводу, что все это составные одной операции, целью которой служило освобождение американских заложников. Сюда же он относил и похищение, а он уже не сомневался в этом, Мохаммеда Барати.

Но теперь у него был Том Пери — не чета доморощенному капиталисту Барати. Этого-то он уже не допустит. На все воля Аллаха, и случилось с Томом непредвиденное, он, Абдолла-хан, не будет нести за это никакой ответственности. Фуад интересовался Томом Пери. Он ходил к нему в посольство, и о чем они говорили — неизвестно, он настоял на том, чтобы перевести его в Ходжатию, он же сам и привез его. Теперь Фуад отвечал за жизнь Тома, как за свою собственную. Абдолла-хан так и сказал ему, когда он привез Тома в школу: