— День тоже был суетливый, — сказала Ма и вгляделась в кровоточащий шрам на щеке Рэмбо. — Кто тебя так — Дзанг?
— Нго.
— Значит, я отомстила за тебя, — сказала Ма и погладила пальцами щеку вокруг раны. — Тебе очень больно?
Рэмбо зажмурился.
— Нет, мне приятно. У тебя шелковые пальцы. Ма тихо засмеялась и поднялась.
— Сейчас я сделаю тебе компресс, и к утру все будет о'кей.
— Так не бывает, — сказал Рэмбо. — Если только ты не волшебница.
— У меня бабушка была колдунья, и она меня кое-чему научила. Ма сошла с плота и стала ходить вокруг, срывая какие-то листья и травы. Потом она спустилась к воде, вымыла все это и вернулась. Рэмбо повернул голову и с любопытством наблюдал за ней. Ма оторвала от платья небольшой лоскут, положила на бамбук и стала тщательно жевать листья. Наверное, они не были сладкими, потому что лицо Ма сморщилось, и она дернула головой. Она выплюнула кашицу на лоскут и размазала ее ровным слоем.
— Может, тебе это неприятно видеть, но так надо, — сказала она и приложила свое снадобье к ране.
— Мне это приятно, — сказал Рэмбо, и действительно через несколько минут боль утихла, и он почувствовал себя на верху блаженства. — Ма, если тебе не трудно… Дотронься еще пальцами до щеки.
Ма улыбнулась и стала тихо, едва касаясь, водить кончиками пальцев по щеке Рэмбо.
— Знаешь, Ма, — сказал он, закрыв глаза, — я хотел тебе сказать… Ну, понимаешь, все, что ты сделала там… Я никогда не забуду. Спасибо тебе, Ма.
— Я тоже не забуду, — сказала Ма. — Если бы ты не прогнал меня тогда, я бы не могла тебе помочь.
— Я думал, ты обиделась.
— Сперва обиделась, а потом поняла. Ты молодец, Рэмбо, Ма помолчала и вдруг спросила: — Послушай, а я ведь не знаю, как твое имя?
— Это не главное, — сказал Рэмбо. — Но если хочешь — Джон. Полковник иногда называет меня Джони. Это когда он очень хочет помочь мне.
— Кто это — полковник? Он послал тебя?
— Нет. Его тоже обманули. Как и меня. Поэтому я и должен выжить, чтобы отомстить: за себя, за полковника, за всех наших.
— Плохие люди есть везде, Джони. Можно, я тоже буду называть тебя Джони?
— Мне это приятно, — сказал Рэмбо. — Помню, мать тоже называла меня так. Но это было давно, и я уже стал забывать.
— Я не утомила тебя, Джони?
— Нет, мне нравится, когда ты говоришь.
Ма прикоснулась пальцами ко лбу Рэмбо, погладила его брови.
— Что ты думаешь теперь делать? Попытаешься опять пробраться в лагерь?
— Я проберусь.
— Но как?
— Чтобы выжить на войне, не надо от нее бегать.
— Ты уже говорил мне об этом. Но война давно кончилась, Джони.
— Для меня и таких, как Смит, она продолжается. Разве не так?
— Наверное, — сказала Ма. — А когда ты спасешь их, опять уедешь в Америку?
— Да.
Ма помолчала, не решаясь спросить. И все-таки спросила:
— А ты не хочешь взять меня с собой, Джони?
— Я возьму тебя, Ма. Мне хорошо с тобой.
— Спасибо. Я не буду тебе в тягость, — Ма нагнулась и поцеловала Рэмбо в губы. — А теперь спи. Тебе надо отдохнуть.
— А ты?
— Я посижу. Мне не хочется спать.
Рэмбо уснул мгновенно. Ма слушала его ровное дыхание, смотрела на его лицо и ни о чем не думала. Ей было хорошо сейчас, и она не хотела загадывать, что будет, когда наступит утро. А Штаты были так далеко, что Ма и вообразить себе не могла ни этой дали, ни той жизни, которая могла бы быть ее жизнью. И если она спросила Рэмбо, возьмет ли он ее с собой, то только для того, чтобы услышать от него то, что могло бы считаться объяснением в любви. Это объяснение она услышала и теперь была счастлива.
Наступал рассвет. Нагретая за день река все еще отдавала свое влажное тепло и без того разморенным от сырости джунглям.
Рэмбо проснулся так же сразу, как и уснул. Он открыл глаза и нащупал руку Ма.
— Ты здесь, Ма?
— Здесь, Джони. Тебе что-нибудь приснилось?
— Нет, я не вижу снов — они мешают спать. Что там у меня со щекой?
— Сейчас посмотрим. Лежи.
Она сходила к реке, оторвала от платья еще лоскут, прополоскала его в воде и вернулась. Когда она очистила рану от травы и промыла ее, то осталась довольна.
— Я же говорила тебе, что все будет окей.
— Ты молодчина, Ма. А теперь пошарь в сумке, что там у тебя? Ма вытащила пачку галет, несколько целлофановых пакетов и две банки с соком. Это было все, что, наверное, приготовил Нго на завтрак себе и своему господину. Они поели, и Рэмбо засунул сумку с пустыми банками и мусором под плот.
— Спасибо тебе, Ма. Ты хорошая хозяйка, — Рэмбо поцеловал девушку, и она стала подниматься.
— Я люблю тебя, Джони, — сказала она, вздохнув, и поднялась во весь рост.
В этот момент и раздалась короткая автоматная очередь.
Едва ли Коротышка и сам знал, почему его сразу же потянуло именно сюда.