Ане Шилюк было около тридцати лет. Она не отличалась красотой, но в ее серых задумчивых глазах чувствовалась сила, уверенность, придававшие ее лицу необыкновенную привлекательность. За что ни бралась Аня, все делала обстоятельно. Умела она и с людьми ладить, сердцем каждого понимала.
За несколько дней до войны Аня с мужем Петром собрались ехать к родным в гости в Минскую область. Но неожиданно грянула война. Вскоре немецко-фашистские войска оккупировали район. Гитлеровцы жестоко расправлялись с советским мирным населением: вешали и убивали ни в чем не повинных людей, не щадили детей, женщин и стариков.
Пепел, смерть, кровь и слезы — вот что принесли фашистские изверги. Это ожесточало людей, заставляло их искать пути борьбы с врагом.
Петр и Аня, как и многие советские патриоты, не один раз говорили о создавшейся обстановке. Ходили слухи, что неизвестные люди из леса нападают на отдельных солдат и небольшие группы врага. Петр и Аня решили искать этих неизвестных людей, чтобы вместе с ними бороться с оккупантами, чтобы мстить им за горе и муки, причиненные советским людям, за поругание родного края.
В первые дни войны небольшой тогда партизанский отряд попал в трудное положение. Вскоре Петр был тяжело ранен, и его вместе с другими партизанами решили оставить в глухом селе под присмотром верных людей, а отряд отправился в глубину Полесья. Пришлось Ане разлучиться с мужем.
Весной 1942 года отряд снова вернулся в то село, где оставались раненые. Радостное волнение охватило Аню в ожидании встречи с Петром. Неожиданно показались черные силуэты хат, послышались голоса. Это были партизаны.
— Где Петр? — спросила она.
— В хате напротив, — указали ей.
Вмиг спрыгнула с повозки, вбежала в хату. В углу, на топчане, лежал Петр.
— Жив, мой родной, — обнимая мужа, говорила Аня.
— Жив, жив, Аннушка. Месяц назад мы пошли навстречу вам и нарвались на засаду. Перебили немало фрицев, но опять, видишь, пришлось вернуться в село.
Аня посмотрела на ноги Петра, обвязанные холстом, нагрела воды в печи и перевязала мужу раны чистыми полотенцами.
Заскрипела дверь, вошел командир отряда Лишефаев, поздоровался с Петром и сказал Ане:
— Оставайтесь сегодня здесь, я пришлю вам троих партизан. Мы будем в соседнем селе, завтра встретимся.
Когда трое партизан и Аня с мужем крепко заснули, в ночной тишине вдруг раздались выстрелы, зазвенело и посыпалось на пол стекло. Пулеметные очереди прошили хату. Все, кто были в горнице, вскочили и открыли огонь. К дому приближались каратели.
Аня схватила Петра под руки, хотела оттащить от окна, но Петр поднялся на локтях и попросил жену подать автомат.
— Будем обороняться, не сдадимся гадам!
До последнего патрона отстреливались партизаны. Вот уже упал один из них, стукнув винтовкой об пол. За ним другой. Петр, расстреляв все патроны, пополз в сени, послышался его тяжелый стон.
Едкий дым заполнил хату.
— Петр, Петр, подожгли нас! — крикнула Аня и бросилась к мужу, но он не откликнулся. Когда Аня зажгла спичку, она заметила на груди Петра темное пятно.
Возле умирающего мужа и застали ее ворвавшиеся в избу гитлеровцы. Среди них было несколько полицейских.
Один из них грубо схватил Аню и отшвырнул ее в сторону. Потом сказал:
— Собирайся, поедешь с нами. Будешь знать, как партизан принимать да молочком угощать.
И он показал глазами на кринку молока, стоявшую на столе.
— Заехали, что я могла сделать? — ответила Аня, поняв, что гитлеровцы принимают ее за хозяйку хаты.
На улице стояло несколько подвод. Аню бросили в повозку. «Привезут в район, там сразу узнают, что я партизанка, и повесят, — думала Аня. — Надо бежать!»
Узенькая дорога завернула в густой кустарник, лошади пошли тише. Партизанка выскочила из повозки и на глазах у ошеломленных фашистов юркнула в лес.
Прогремели выстрелы. Гитлеровцы поехали дальше: в лес идти они побоялись…
До Скрыгаловской операции Аня не раз участвовала в боях, ходила взрывать рельсы. А вот теперь ее не стало.
Сергей Ермак остался в тылу врага по заданию партии. До войны он работал учителем в Руднищанской начальной школе, несколько раз избирался секретарем сельской комсомольской организации.
Вот что он писал в своем дневнике: «Ноябрь, 1941 год. Сейчас райцентр стал неузнаваемым: немецкая речь на улицах, гитлеровский флаг над горсоветом. Перед школой нет больше легкой фигурки пионера-горниста. Там стоит виселица. Вторая виселица — у хлебной лавки.
Наши соседи всей семьей ушли в деревню, но через два дня вернулись обратно. Говорят, что в селах еще хуже.