Реликт (том 2)

Линия метро «Конунга» вынесла их на Луну, в парк Геограда, откуда они перепрыгнули в Новосибирск. И первое, что поразило обоих — большие группы людей, молча вслушивающихся в речи ораторов, молодых и старых, мужчин и женщин, одинаковых в своем стремлении донести до слушателей свои мысли и переживания. Это были не только члены Всемирного координационного Совета, психологи и социологи Академии наук, но и лидеры неформальных и общественных организаций, писатели, известные деятели искусств, актеры, художники, и просто люди, почувствовавшие ответственность за -жизнь на Земле, как за свою собственную. Видимо, слова Баренца и Грехова, прозвучавшие в передаче всемирного информвидения, не пропали даром. Зерна сомнения в правильности курса «защиты до последнего патрона», посеянные в благодатную почву, взошли и уже давали свои плоды: люди начинали думать, взвешивать свои действия и чувства, и все меньше оставалось таких, кто на появление К-гостей отвечал пальбой или криком страха.

По дороге к дому почти не разговаривали. Настя перестала дрожать и шла задумчиво-рассеянная, опираясь на твердую руку Берестова. На широте Новосибирска стоял полдень, солнечный и тихий, воздух был напоен ароматами начала лета, природа звала отдохнуть, и не хотелось думать ни о чем зловещем, и только лица попадавшихся на пути прохожих заставляли сердце биться в прежнем ритме заботы и тревоги.

Ратибор не стал заходить к Анастасии, а она не стала его приглашать. Оба все понимали без слов.

— Берегись, опер, — тихо сказала девушка на прощание, не отвечая на его поцелуй, — еще не все закончено… и нет уверенности ни в чем. Обещай мне выполнить одну просьбу.

Ратибор посмотрел ей в глаза, пытаясь понять, чего она хочет, сказал медленно, как Железовский:

— Обещаю.

— Найди Габриэля… где хочешь, но найди. И передай… — Она подумала. — Передай ему, что он ошибается, он — не изгой, ты понял?

— Я понял. — Губы едва двигались, и разжимать их приходилось силой. — Он не изгой. Прощай. — Он повернулся, чтобы уйти, но Анастасия задержала его, положив руку на плечо, повернула лицом к себе.

— Не делай далеко идущих выводов, опер. Может быть, Габриэль на самом деле — дитя вечности, как он однажды выразился, но это мы превратили его в хомозавра, которому не место среди людей. Он одинок сто лет! Одинок, как… Конструктор, а одиночество — худшая из мук не только для любого из нас, но и для него тоже.

Ратибор принудил себя улыбнуться.

— Почти по Маркесу — сто лет одиночества{44}.

— Господи, как вы не похожи! — Вырвалось у Анастасии. Иди, Ратибор… и возвращайся.

Ратибор поцеловал ее в ладонь и пошел через лужайку перед домом к оставленному пинассу. Время, отпущенное ему комиссаром, кончалось, и он был почти рад, что прощание оказалось коротким. Буря в душе улеглась, сменившись холодной решимостью и трезвой оценкой своего положения. Настя просила найти Грехова, он согласился. Она сказала: не делай выводов, — и он не стал их делать. Остался пустяк — найти проконсула и выяснить, почему он «дитя вечности», почему он не изгой и что собирается делать дальше.

* * *

Забава Боянова пришла к ней в половине десятого, когда по общеинформационной программе новостей «Время» передавали сообщение о заседании Совета безопасности и о реакции Конструктора на решение не применять излучатели квагмы в зоне пояса астероидов.

Настя, одетая в пушистый, подчеркивающий ее стройность, халат, молча отступила в сторону, приглашая нежданную гостью в гостиную. Забава, уже коротко подстриженная, еще более похожая на мальчика, тонкая, загорелая, так же молча передала ей сумку с бутылкой шампанского «Амброзия».

Они сели в удобные кресла, выбрав по вкусу форму, и дослушали передачу. Последним по данной теме выступал комиссар-два отдела безопасности Железовский и Забава даже подалась вперед, будто хотела дотронуться до него. Заметив взгляд Анастасии, председатель СЭКОНа вздохнула, расслабляясь, и грустно улыбнулась.

— Ничего не попишешь, я люблю его.

— Я думаю, мы не ошиблись, «разминировав» «ничейную полосу», — говорил Железовский своим глубоким, потрясающим басом. — Давно пора было сломать стереотипы «священной защиты очага», применяемые нами везде, где ситуация неформальна. Защита отечества — это мера выживания, но она необходима лишь в том случае, когда к нам идут с мечом! А если это просто усталый путник стучится в двери? Странник, заболевший в пути, гость? Задумывались ли вы, почему Конструктор «подремонтировал» Марс? Ведь никто его не просил, он сделал это сам, по своей воле, сообразуясь со своим и законами и нормами этики и морали, которые в данном случае оказались почти равными нашим. Значит, взаимопонимание все-таки возможно?

— Он не прав, — тихо сказала Забава, блестя покрасневшими глазами, — и все же я люблю его. Если все закончится благополучно, он уйдет из отдела. У него хороший дублер — твой Берестов. — Она помолчала. — Никогда не думала, что ты решишься атаковать компьютер, чтобы тот выключил поле.

— Я тоже не думала, — призналась Настя, зябко вздрагивая. — Вы не сердитесь?

Забава покачала головой.