Габриэль покачал головой.
— Судьба Конструктора решается не в космосе — на Земле.
— Что? — Ратибор не смог удержаться от изумленного воз гласа.
— Судьба Конструктора на данном этапе решается на Земле. Не мной, как считает Забава, не чужанами и не «серыми призрака ми», как думают многие, а вами всеми, людьми. Как? Ответ прост. Свяжи два следующих события, и ты найдешь его. Только что по «треку» передали, что почти все чужане и «призраки» покинули Систему, слышал? Это первое событие. И второе: чем заканчиваются обычно сеансы появления К-гостей?
— Для людей? Реакция в основном отрицательная…
— А для Конструктора?
Ратибор порылся в памяти:
— Вы имеете в виду «конвульсии»?
«Конвульсиями» физики назвали чудовищные колебания полей вокруг Конструктора, «судороги» вакуума, сопровождаемые магнитными бурями и эффектами рождения пучков элементарных частиц и жестких излучений.
— После каждого сеанса у Конструктора начинались «приступы головной боли», усугубляющие ситуацию.
— Но ведь он сам провоцирует людей на негативное отношение своими кошмарными монстрами…
— Монстры — порождение человеческой фантазии, зачастую ограниченной. Конструктор здесь ни при чем. Все наши друзья — Аристарх, Баренц, Эрберг, реагировали на появление К-гостей иначе, спокойно, и никаких «монстров» не видели. Но таких людей, к сожалению, мало.
— К чему вы клоните?
— К тому, что человечеству давно было пора научиться милосердию. Конечно, не научившись толком человеколюбию, трудно постигать азы инолюбия, скажем, чужелюбия или конструкторолюбия, азы милосердия ко всему живущему, но боюсь, у человечества не будет другого шанса.
— Вы хотите сказать, что вместо страха и ненависти мы должны испытывать к ним… К-гостям и Конструктору… любовь?
— Может быть, не любовь, поначалу хотя бы сочувствие, ведь смогли же вы понять, что он болен. Хотя от ненависти до любви — всего один шаг.
— Но иногда это шаг… через пропасть, — медленно проговорил Ратибор. — Вы считаете, что Конструктора может вылечить только наша общая любовь?
— Сочувствие, взаимопонимание, терпеливая снисходительность, если хотите, единственно необходимые движения души для установления обратной связи. Только тогда он поймет вас и примет наиболее оптимальное решение, лишающее смысла слово «война». Я не уверен, что он ответит на все ваши вопросы, то есть, я не уверен, поймете ли вы, когда он ответит, так будет правильнее, ведь в Конструкторе, по сути, воплощен панпсихизм, а мы далеко не всегда понимали и понимаем природу. Но одно я знаю точно — все зависит от людей. От каждого из нас. Попробуйте внушить это остальным.
— А вы?
— Я хомозавр, и этим все сказано, поверить мне трудней, чем Конструктору, пример — Забава Боянова. Это очень сильная и умная женщина, которую я уважаю, ее характера хватило бы на трех мужчин, и оттого ее заблуждения наиболее опасны в данной ситуации. А убеждать других она умеет.
Ратибор невольно кивнул, снова вспоминая наставления председателя СЭКОНа: он тоже поддался ее уверенности, что же говорить о членах комиссии?
Некоторое время длилось молчание. Пока Грехов к чему-то прислушивался — диапазон его пси-связи лежал вне зоны чувствительности пси-слуха Ратибора, — Берестов размышлял. Наконец, он поднял голову:
— Еще один вопрос, он мучает меня… Почему же Конструктор так упорно шел к Солнцу? Что он здесь потерял? Что хочет найти?
— Не знаю, — ответил Грехов с потрясающим равнодушием. — Возможно, его гнали инстинкты.
— Инстинкты?! Какой же сложности они должны быть, чтобы он с их помощью отыскал дорогу?
— Что мы знаем об инстинктах Конструкторов? Изумленный и озадаченный Ратибор не нашелся, что ответить. Возбуждение его схлынуло, интерес к разговору пропал, он встал, собираясь извиниться за визит. Дом вдруг вздрогнул, качнулись стены, низкий рык донесся из глубины под ним, словно он стоял на вулкане. Рык вытянулся в стены, и те ответили дребезжанием, переходящим в шипение и свист.
— О, черт! — Грехов прыгнул к двери прямо из кресла, исчез в коридоре. Еще раз дернулся пол, глухой удар прилетел из недр дома, зазвенели металлические листы и все стихло. Ратибор почувствовал на спине тяжелый взгляд, обмер и оглянулся. На него «смотрел» чужанин, вылезший из лаборатории: двухметровая угластая черная глыба в дырчатой золотой броне. «Кожа» чужанина поражала текучестью: она вскипала мелкими кристалликами, пенилась, играла рябью, дрожала и дышала, словно роид и в самом деле был живым существом.
— Привет, — сказал Ратибор первое, что пришло в голову. Чужанин молча проследовал мимо с характерным тумм-тумм-тумм, от которого сотрясался пол дома, хотя ног у него, подобных человеческим, не было и быть не могло; скрылся в коридоре. Через секунду оттуда выглянул озабоченный Грехов.