Общую весьма стройную картину постепенного восхождения философской мысли ко все более последовательному и обобщенному решению проблемы мирового зла неожиданно нарушает христианская концепция зла и греха. Она до крайности странна и нелогична. Почему зло царит в мире? Потому, что мир греховен. А почему он греховен? Потому, что первая пара людей ослушалась бога и вкусила плодов с запрещенного дерева. Ответ по меньшей мере странный. Так как ни из чего не видно, что запрещенные плоды были сами чем-то вредны... то очевидно, что проступок первых людей состоял только в ослушании, в самом акте нарушения запрета. Но если это и был дурной морально поступок, то никакая человеческая мораль не могла бы оправдать тех последствий поступка, которые излагаются тут же в тексте Библии: проклятие богом всего человечества, всей земли и всего на ней живущего и растущего, короче - водворение на земле царства мирового зла. Здесь нет ни малейшей разумной связи. Очень странно, что отцы христианской церкви, вырабатывавшие в течение нескольких веков основы вероучения, не нашли, кроме этого древнееврейского весьма нескладного мифа, ничего в запасах религиозно-философской мысли, чем можно было бы обосновать учение об искупительной жертве Иисуса Христа. Что именно должен был искупить Христос своими безмерными страданиями, своим мученическим самопожертвованием? Неужели только два съеденных яблока"
Весьма неясное место занимает в христианском вероучении образ дьявола (сатаны), В Ветхом завете этот персонаж не играет почти никакой роли. "Грехопадение" Евы и Адама приписывается в книге Бытия змею (который "был хитрее всех зверей полевых"), и отнюдь ни из чего не видно, чтобы под этим обликом скрывался дьявол. Сатана трижды упоминается в Ветхом завете (1, Парал., XXI, 1; Иов, I, 6-9; II, 1-7; Зах., Ш, 1-2), но вовсе не как противник бога, а скорее как подчиненный ему дух. Некий "злой дух" мучает царя Саула, но он тоже был "от господа", хотя и напоминает шаманского духа (1, Царств., XVI, 14). В Новом завете сатана - образ, по-видимому, заимствованный не из иудаизма, а из зороастризма, - играет более заметную роль. Он "искушает" Иисуса в пустыне (Матф., IV, 1-11). В дальнейшем сам Иисус многократно изгоняет "бесов" ("нечистых духов", "бесовских духов") из больных и помешанных, как это делают шаманы; но эти мелкие бесы не имеют никакого отношения к мировому злу или греховности человека. Самого Иисуса обвиняют в том, что он лечит больных "силой вельзевула, князя бесовского" (Матф., XII, 24-27; Лука, XI, 15, 19). Только в Апокалипсисе сказано более определенно о "великом драконе, древнем змие, называемом диаволом и сатаною", о его "низвержении на землю" (Откров., XII, 9). Но это произведение стоит вообще особняком к христианской литературе. В никео-константинопольский символ веры тезис о дьяволе не вошел. Роль его как виновника зла и греха на земле остается в христианской догматике совершенно неясной.
Итак, мы видим, что на протяжении всей многовековой истории религиозных вероучений они, несмотря на крайнее разнообразие форм верований, в сущности решали одну большую проблему: откуда зло и страдания в жизни людей и как от них избавиться? Ответы давались разные, это зависело прежде всего от общего уровня социального и культурного развития, но это были ответы на один и тот же вопрос. Само зло понималось по-разному, это зависело от тех же общих исторических условий, которые сводились к тенденции постепенного уменьшения зависимости человека от природных сил и все более тяжкой зависимости угнетенных масс от власти имущих. Подчинение силам природы, конечно, оставалось (болезнь, старость, стихийные бедствия), но и оно все более опосредствовалось общественной структурой: богатый меньше страдал и от болезней, и от стихийных катастроф, чем бедняк. Но общим для всякого объяснения религиозного зла оставалось то, что искомая причина зла представлялась в искаженной, мистифицированной форме; она оказывалась в той сфере, которую мы теперь называем "сверхъестественной", "потусторонней". Поэтому и средства преодоления зла заимствовались из того же "потустороннего" арсенала: молитва, заклинание, умилостивление, жертвоприношение, искупление, поиски "спасения".