Реквием по пилоту

Но радость Рамиреса быстро угасла. Пока травка подрастет, лошадка с голоду помрет, плюс еще под самым носом у Скифа, плюс еще бабушка в решето видала… Тут мысль Пиредры выкинула и вовсе головоломный трюк — опередила саму себя: еще ничего не было решено, а Рамирес, мгновенно пропутешествовав в будущее, увидел, как Скиф узнает об этой встрече, делает вывод, что он, Пиредра, решил Эрликона ликвидировать, и принимает ответные меры, для начала сообщив племяннику всю его подноготную. Вернувшись к настоящему моменту, Рамирес отхлебнул следующую порцию кофе и отломил кусочек пирожного. С другой стороны, «Скиф не выдаст», и в случае чего любые нежелательные действия Эрликона, если тот сгоряча на что-то решится, Скиф пресечет. Или, по крайней мере, проконтролирует то, что Эрлену где-то вздумается наговорить. Чего же бояться?

Было чего бояться. Был в той колоде, которую из-за неосторожности Эрликона могли распечатать враги Рамиреса, скрыт непобедимый джокер, бьющий все Скифовы козыри.

Джокера звали Диноэл Терра-Эттин, и он был отцом Эрлена. Бывший друг, соратник и названый брат Скифа был Скифом же, в пору их послевоенных разногласий, устранен от контактных дел и заблокирован, но при всем том отнюдь не утратил ни влияния, ни авторитета, ни, что самое главное, профессионального таланта. А уж по уровню своих способностей Диноэл мог свободно потягаться и со скифовским аналитическим монстром, и с пиредровской интуицией, вместе взятыми.

Диноэл очень хорошо знал, кто такой Рамирес и по чьей воле он, как феникс из пепла, мог вновь явиться в этот мир. Достаточно Эрликону сказать отцу два слова (а как заставить его молчать?) — и Дин сделает весьма далеко идущие выводы и, пожалуй, пробудится от своей многолетней спячки. Учитывая, что по внутриконтактерским масштабам Терра-Эттин-старший был фигурой куда более значительной, чем Скиф, начальнику Четвертого управления — а следовательно, также «Рамиресу и К±» грозило, как минимум, расследование правительственной комиссии с более чем непредсказуемым исходом.

Итак, в ту минуту, когда могучая перистальтика пищевода Рамиреса отправляла в желудок очередную порцию кофе, перемешанную с бисквитом, Эрликон тоже переместился в графу нежелательных свидетелей, а с людьми этой категории вечно что-то случается…

Все очень мило, но нельзя же, в самом деле, среди бела дня вот так просто взять да и пристрелить племянника, да что там, без малого сына самого Эриха Левеншельда! Ситуация, как пишут в старинных романах, становилась крайне щекотливой. Но людей, подобных Скифу, — электронного они происхождения или какого другого — Рамирес знал прекрасно. Скиф заинтересован в молчании Эрлена более чем кто бы то ни было, и надо лишь помочь ему договориться с совестью. Пиредра был уверен, что если он все сделает достаточно тактично, то его, как лорда Меррея, в пустыню не изгонят. Эрликон совершенно случайно погибнет, а Скиф тоже совершенно случайно не станет слишком давить на следствие. Пиредра поставил чашечку на блюдце и улыбнулся Эрлену с лукавой укоризной: хлопот с тобой, парень.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Первое, что увидел Эрликон, проснувшись поутру: прямо перед носом фаянсовый таз с эмалевыми цветочками и чуть в стороне — хромированное колесо сервировочного столика на красно-желтом узоре ковра — элементы стиля «ретро», который активно рекламировался пиредровским синдикатом во всех доступных областях. Таз был чист. Спустя некоторое время Эрлен осознал, что лежит на кровати, свесившись лицом вниз; он оттолкнулся руками от пола и вернулся в нормальное положение. Голова была как чугунок с трещиной, в ней гуляли шорохи и перегуды, кожа на лице казалась тесной, и бледность ощущалась без зеркала.

— Да, хорошо, ничего не скажешь, — заметил Кромвель, возникая перед кроватью. — Голова не кружится? Попробуй сесть.

— Очень страшная картина? — спросил Эрликон, опуская ноги на пол.

— Вполне пристойно, — успокоил его Дж. Дж., — только синеватый немного, а так все в порядке.