Гарри засмеялся. Он не знал почему, но ему стало легче от слов Мэрион. Может, это было вызвано тем, как она говорила и жестикулировала, но, как бы то ни было, образ старикашки сменило облегчение. Он продолжал улыбаться и слушать Мэрион, глядя на нее. Но больше всего меня взбесили, я серьезно, эти козлы полицейские. Типичные фашистские свиньи. Такие же ублюдки, как и те, что расстреливали студентов Кентского университета или пытали людей в Корее и Южной Африке. С уродским сознанием, которое породило систему концлагерей. Однако если кто-то заденет обожравшийся средний класс – о-оооо, это меня просто бесит. Мы смотрим новости и видим, как людям проламывают головы дубинками, а мои родители утверждают, что ничего подобного не было или же это были дегенераты-хиппи-коммунисты. Это у них фетиш. Все – коммунисты. Если ты заговорил о правах человека и свободе, то ты сразу же становишься «комми». Они хотят говорить только о священных правах акционеров и о том, что полиция защищает нашу частную собственность… Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза на секунду, а потом посмотрела на Гарри: знаешь, если бы я им рассказала о том, что с вами случилось, они бы сказали, что этого не может быть и что я сама это выдумала. Она покачала головой: меня просто убивает, насколько слепыми становятся люди, столкнувшись с правдой. Вот она, прямо перед ними, и они не видят ее. Потрясающе. Да уж, странно. Не знаю, как это у них получается. Гарри поднялся: ладно, давай раскумаримся этим новым дерьмом, а потом я пойду работать.
Миновали праздники Рош-Хашана и Йом Кипур. Сара чувствовала – это будет хороший год. Она полностью соблюдала традиции Йом Кипур впервые за бог знает сколько времени. Она даже чай не пила. Только воду. И таблетки. Она решила, что к таблеткам это не относится. Они же не еда. И еще, она получила их у доктора, так что они относились к лекарствам. Однако она постилась и каялась. Она думала о Гарри, и чувство печали захлестывало ее. Она молилась за него. Снова. Бог знает сколько раз. Она молилась, чтобы увидеть его. После Нового года прошло несколько недель. Теперь она звонила в «Макдик Корп.» пару раз в неделю, иногда по утрам, после того как принимала фиолетовую, красную и оранжевую таблетки, запив их кофе, и говорила, что они обязаны найти ее карточку и сказать ей, в каком именно шоу она будет участвовать. Она больше не могла ждать: вы уверены, что не потеряли ее, а может, ей нужно приехать к ним и помочь найти ее? А девушка, с которой она разговаривала, просто девчонка, ужасно раздражалась и хотела накричать на нее, однако сдерживалась и твердым голосом говорила Саре, что им не нужна помощь и что она должна прекратить звонить, в конце концов, и потом вешала трубку и молилась, чтобы Сара больше им не звонила; однако вечером, приняв транквилизатор, Сара снова набирала их номер и была так обаятельна и говорила девушке: ты такая милая, куколка, у меня к тебе огромная просьба, посмотри, пожалуйста, в каком шоу я участвую, мне очень не хочется тебя беспокоить, но меня столько людей спрашивает, а ты мне как дочка, это все равно что оказать услугу своей матери, и я обещаю, что больше не буду тебя дергать, ты такая славная, – и девушка смеялась, качала головой и вешала трубку, а Сара возвращалась в свое кресло перед телевизором.