Именно таким его знали современники. Именно таким он запомнился людям. На его частично обнаженных плечах, точно клеймо, темнели крупные воровские звезды. В разы массивнее, чем у того же Дуды. Еще одна наколка абсолютно точно имелась на груди. Большая. Скорее всего, религиозной направленности, ведь что-то отдаленно напоминающее купола, торчало из-под горловины отцовской майки. Но само изображение разглядеть Лизе не удалось. Оно уходило вниз. Под одежду. И было горько осознавать, что этого рисунка ей уже не увидеть. Никогда. Зато, она могла с легкостью рассмотреть его ладони. Крупные. Испещренные венами.
С многочисленными старыми, давно зажившими шрамами на костяшках.
На всех пальцах левой руки - татуировки в виде перстней. В них наверняка был сокрыт какой-то тайный смысл, о значении которого приходилось лишь догадываться. Правая же ладонь оставалась «чистой». Ее украшал лишь настоящий перстень. Тот самый, который Лиза недавно нашла в шкатулке.
Среди общего гомона и криков, подобно громовым раскатам, из динамиков раздался его голос. Суровый. Низкий. Пугающий, до дрожи в коленях:
- Ну, что, басОта? Вот и настало время нам за жизнь перетереть! Не так, ли?
Фраза отца, произнесенная густым басом, произвела на людей эффект разорвавшейся бомбы. Вакуумной. Всё вокруг разом стихло. Даже раненные перестали стонать. Ничего не понимая, люди растерянно глазели на экран. Пескарь, и тот ошалел, напрочь забыв о существовании Лизы. Чуть инфаркт не схлопотал, бедолага, внезапно услышав голос поверженного врага у себя за спиной. Побледнел. Затрясся аж весь. Не менее шокированным выглядел и Шмель. Впрочем, как и ближайшая свита Гарика. Остальные пребывали в недоумении. Ну… за исключением Димы и дяди Бори. Первый волком смотрел на нее, насквозь пронзая разъяренным взглядом, и очевидно гадая, почему она оказалась не там, где он ее оставил. Почему так глупо и бессмысленно рискует собой. А последний, не менее яростно зыркал на своих людей, которым доверил ее безопасность. Телохранители сами в осадок выпали, не обнаружив Лизу за своими спинами. В центре того условного круга. Но все эти мелочи отошли на задний план, потому что Черчилль, взирая на них с большущего экрана, продолжил свою речь.
Разумеется, теперь его внимательно слушал каждый.
- Наверняка, у вас ко мне до хрена вопросов. Справедливо. Понимаю. Но я тут тоже не просто так на камеру лицом свечу! Завтра сходняк. Глобальный. Встреч таких масштабов не было очень давно. С моей коронации, если уж точнее. Братва соберется со всех уголков нашей необъятной Родины. И едут они к нам не спроста! – он посмотрел прямо в объектив, в упор. – Юлить не буду, мужики. Если вы сейчас смотрите эту запись, значит в конечном итоге что-то на встрече пошло не так. Значит, меня с вами уже нет. Значит, я сыграл в ящик. И самое тупое, самое бездарное, что вы можете сделать, оставшись без лидера – начать паниковать. Соответственно, похерить все, что мы нарабатывали годами. Что было достигнуто с таким трудом. Большой кровью. Суки, не вздумайте сдрейфить! Все мы сдохнем, рано или поздно – вопрос времени. И как бы херово сейчас не было у вас на душе, это еще не повод, нюни распускать. Собрались! Сжали яйца в кулак, и действуйте по накатанной! Скорбеть будете потом. Когда отстоите наши интересы. Когда…
Он резко замолчал, услышав звук открывающейся двери.
- Кирилл? – в комнату без стука влетела мама. – Там…
- Позже! – строго отчеканил отец, даже не повышая голоса.
- Это срочно!
- Я не ясно выразился? – грозный рык. - Все потом! Я занят!
От его ледяного тона у Лизы холодок промчался по спине.
- Извини! – ничуть не испугавшись возразила мама, очевидно уперевшись ладонями о его стол. Ее изящные пальцы попали в кадр. – У меня и в мыслях не было, отвлекать тебя от важных дел. Так уж вышло, но именно ты – мой мужчина! Мой муж! Мой защитник! И я хочу… чтобы ты… прямо сейчас… взял свое самое грозное оружие – не знаю… кинжал, кирпич, палено. Да хоть с пистолета шмаляй, но немедленно выковыри эту заразу с нашей кухни!
Тяжело вздохнув, отец сдался:
- Ладно, говори уже, что стряслось. Только коротко. Внятно. И по делу.
Ее не нужно было просить дважды. В следующий миг все услышали нервное:
- ТАМ МЫШЬ!
А спустя секунду, игнорируя его предостерегающий оскал, мама обогнула стол, уселась к нему на колени и уткнулась носом в мощную шею, причитая:
- Пожалуйста, Кирилл! Пожалуйста! Я до жути боюсь мышей! Даже сильнее, чем тебя в свое время боялась! Ох, ты бы только видел ее… огромная, как слон! Это не мышь. Это саблезубый тигр какой-то! Я ее тряпкой, а она… я видела ее пасть! Зубастая тварь. Иди-иди! Прогони ее. Быстрее! Умоляю!
От последних слов отец вздрогнул. И по его вмиг одичавшему взгляду стало ясно, что в ближайшее время до несчастной мыши они не доберутся. Запись прервалась. Ее поставили на паузу, и возобновили спустя некоторое время.
Теперь Черчилль предстал перед всеми уже в совсем другом одеянии.