Реквием по империи

Когда я покинул здание суда, солнце клонилось к закату. Ощущение всемогущества медленно уходило, оставляя в теле слабость, а в душе — грязь. Я был настолько вымотан, что не имел сил даже на угрызения совести. Казалось, способности изначального покинули меня вместе с энергией тела и разума. Добравшись до дворца, я прошел в свои покои и забылся тяжелым сном, больше похожим на обморок. Разбудил меня слуга, сообщивший, что скоро начнется казнь Лауриты.

С самого утра над Виндором висели низкие лохматые тучи. Но близость дождя не пугала собравшуюся на площади Семи королей толпу, жаждавшую кровавого зрелища. За ночь виселица с телами исчезла, а на ее месте появился помост с новенькой плахой. Мы с Дарианной стояли на дворцовом балконе, защищенные от непогоды магическим куполом. Рядом притулился Копыл. Императрица кивнула, и Вадиус дал знак к началу казни. Привели Лауриту, одетую в черный плащ смертника. Руки жрицы были связаны за спиной. Женщина тряхнула головой, бесформенный капюшон упал, длинные черные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Она сама поднялась по ступеням и остановилась посредине помоста — спокойная, величавая и удивительно красивая какой-то грозной, отчаянной красотой. «Королева…» — восхищенно пробормотал Вадиус и осекся под тяжелым взглядом Дарианны. Глашатай объявил приговор. Толстый угрюмый палач, похожий на мясника, взял Лауриту за плечо и подтолкнул к плахе. Жрица покорно сделала один шаг вперед, но неожиданно вырвалась и, обернувшись к балкону, громко крикнула:

— Именем Неи златокудрой я проклинаю тебя, императрица Дарианна и тебя, Рик-бастард!

Ее голос, глубокий, словно усиленный магией, разнесся над площадью, перекрывая пораженное гудение толпы. Дарианна, побледнев, отшатнулась от экрана, но осталась на балконе. Палач схватил Лауриту и попытался зажать ей рот. Но с невероятной для женщины силой жрица снова освободилась, продолжая кричать:

— Да принесет вам любовь только боль и страдания! Будьте прокляты!

Будто подтверждая ее слова, потемневшее небо разрезали яркие зигзаги молний. Затем грянул гром, и на землю упали первые крупные капли дождя.

— Нея плачет! — раздался девичий стон из толпы.

— Нея оплакивает любовь! — подхватил юношеский ломающийся басок.

Палач замахнулся на жрицу, но она спокойно выдержала удар, подошла к краю помоста, грациозно опустилась на колени и сама положила голову на плаху. Над площадью повисло тяжелое молчание. Сверкающее лезвие топора взметнулось вверх, и под мясницкое хэканье ката опустилось на шею Лауриты, рассекая беззащитные позвонки. Гордая голова покатилась в корзину. Палач за волосы достал ее оттуда и показал народу. Стоя под редким дождем, люди продолжали безмолвствовать. Неожиданно над площадью пронесся мощный порыв ветра, закрутил черные пряди волос вокруг мертвого лица, заставив голову закачаться в безжалостной руке, мгновенно разогнал в стороны низкие тучи. Над Виндором выгнулась переливающаяся радуга.

— Это ответ Неи! — прошелестело в толпе.

Лицо Дарианны было таким бледным, что я испугался за нее: казалось, девушка вот-вот упадет в обморок. Но императрица лишь крепче сжала побелевшие губы, резко развернулась и покинула балкон.

— Ваше величество, — лепетал Копыл, едва поспевая за ней, — не обращайте внимания, ваше величество! Это лишь жалкая месть. Боги не примут слов преступницы!

Я был совершенно спокоен, предсмертные слова Лауриты ничуть меня не тронули. Какой смысл желать боли и страданий человеку, который вот-вот разучится их испытывать? Но состояние Дарианны настораживало. В конце концов, какой бы сильной женщиной ни была императрица, она всего лишь обычная смертная. Поэтому я решил проследить, чтобы она не совершила никакого опрометчивого поступка. Ни на кого не глядя, девушка прошла в свои покои и с грохотом захлопнула дверь перед нашими носами. Вадиус, избегая смотреть мне в глаза, поспешил откланяться. Я спустился в сад.

— Рик! — ко мне подбежал Лютый. — Я пришел, как только узнал!

— Здравствуй, — я хлопнул брата по плечу, — рад тебя видеть.

— Ты улыбаешься? — Ом пристально вглядывался в мое лицо. — Неужели ничуть не жаль Лауриту? Это непохоже на тебя. Ведь она была нашим другом.

— Прежде всего она была врагом империи.

Взгляд Лютого сделался колючим.

— А давно ли ты был врагом империи? И давно ли Лаурита помогала спасти тебя? Она и правда была виновна? Или это очередная интрига твоей возлюбленной? Ответь мне, Рик!

Я не хотел ему лгать.

— Лаурита не убивала Варелию, но была виновна в других преступлениях…

— Она спасла наши шкуры! — выкрикнул Ом мне в лицо. — А ты предал ее!

— Я действовал в интересах государства.

Лютый стиснул зубы, и мне даже показалось, что он попытается меня ударить. Но он лишь спросил неестественно спокойным голосом:

— Скажи, брат, ты действительно считаешь, что у тебя есть право карать и миловать?

Я твердо ответил:

— Да. Я могу карать и миловать.

Ярость, полыхавшая в глазах Ома, сменилась странным выражением, похожим на жалость. Он долго молчал, потом произнес:

— Надеюсь, ты сможешь с этим жить, — резко развернулся и зашагал прочь.