Реквием по Homo Sapiens. Том 1

То, что происходило в ту ночь и в последующие двое суток, не было оргией в точном смысле этого слова. Деваки, насколько я мог судить, занимались сексом парами и по возможности уединенно. За одним исключением (я имею в виду Бардо, о чьих подвигах речь пойдет ниже), групповых сношений, вуайеризма и прочих извращений здесь не наблюдалось: достижения цивилизации в этой области деваки еще не коснулись. Зато у них практиковалась свободная любовь – этакий островок внутри жесткой системы различных правил и табу. (Запрещалось, например, совокупляться с чужим супругом или супругой, а секс между членами семьи рассматривался как гнусность.) Молодые же и неженатые предавались «извержениям вулкана», постоянно меняя партнеров, а после поглощения мяса в больших количествах кровь у всех играла особенно бурно. Молодые деваки, сходясь в полумраке пещеры, неистово совокуплялись, пировали и искали удовольствий с новыми партнерами. Юрий сказал мне, что любовь – это дар деваки богу Квейткелю, и ей следует предаваться, пока чрева женщин (или девушек, ставших женщинами) не наполнятся новой жизнью.

– Не жди долго, чтобы поднять свое копье, – посоветовал он около полуночи, найдя меня сидящим вместе с собаками у входных костров. – Скоро аклии молодых женщин истощатся, и ты упустишь свое удовольствие. – Он подбавил дров в огонь и вздохнул. – Ты, наверно, печалишься о том, что убил своего доффеля, и кто тебя за это упрекнет? Но человеку не годится думать слишком много. – Он постучал себя пальцем по лбу над пустой глазницей. – Мне кажется, у тебя здесь слишком много голосов. Тебе нужно, чтобы буря в голове улеглась, и нет лучшего способа, чем забыться с женщиной. Не видишь разве, как Ментина и Лилит смотрят на тебя?

В самом деле – есть ли способ лучше? Как я завидовал чистоте и невинности Юрия! Он ничего не знал о болезнях, сгубивших множество Цивилизованных Миров, о спеллерах, конструирующих генотоксины, которые отнимают у человека личность и душу. Мне отчаянно хотелось забыться с женщиной или как бы то ни было – что угодно, лишь бы заглушить дрожащий старческий голос Шанидара, изгнать его образ, выжженный во мне. Но я оставался цивилизованным человеком, несмотря на свое первобытное тело, и втайне боялся прикасаться к этим немытым, вшивым женщинам. Как объяснить это Юрию? Как объяснить, что я, искатель тайны жизни, испытываю перед жизнью страх?

Одна женщина из Еленалины, впрочем, чем-то отличалась от остальных. Ее звали Камалия, и она была красива. Волосы у нее выглядели не такими сальными, как у ее соплеменниц, зубы были белые и не такие стертые. Когда Юрий с Аналой отправились спать, она пришла и села рядом со мной у костра. Она застенчиво улыбалась, прикрывая рукой свои розовые губы, дергала меня за парку, и ее густой запах вдруг показался мне приятным, даже влекущим. Огонь дышал жаром мне в лицо, дым обволакивал сладким курением, в ушах стоял смех Камалии. Я устал от поисков, устал от дум, и мне не хотелось ничего, кроме прикосновений ее умелых маленьких рук. Я уткнулся ей в шею (варварское искусство поцелуя деваки, слава Богу, неведомо), мы нашли пустую хижину и занялись любовью. Мы трахались до изнеможения, засыпали, просыпались и снова трахались. Я умирал малой смертью, чувствуя себя диким, чистым и неуязвимым. За последующие сутки я соединялся с Камалией четыре раза, стремясь избавиться от скуки и страха перед жизнью. Это было хорошо, но мало, и я трахнул ее младшую сестру Пиларию, которая визжала и впивалась ногтями мне в спину – это было очень хорошо, но мало, чтобы меня успокоить. Я проголодался, поэтому поел мяса и оказался в хижине Арке, где уговорил робкую Тасарлу лечь со мной. Позже – не знаю, который это был день – я поимел Ментину, которая мурлыкала песенку и массировала мне грудь, раскачиваясь на мне взадвперед. Бардо, узнав о моих успехах в этом персональном поиске, распространил слух, что я великий охотник на женщин и искусно орудую своим длинным и толстым копьем – не таким, правда, длинным и толстым, как у него самого. (Такого ни у кого нет.) Я трахал женщин, чьи имена забывал или не знал вовсе. Все они были хороши по-своему, даже косоглазая Ментина и Лилит с кривыми зубами, от которой воняло рыбой. Они дарили мне много удовольствия, но его все-таки было мало, чтобы унять шум у меня в голове.

На третью ночь этого разгула мы с Камалией, задремав было, проснулись от крика и рева в соседней хижине. После длинной симфонии, составленной из стонов, смешков, кряхтения и визга, глубокий бас Бардо, сопровождаемый каскадом звонкого девичьего смеха, возгласил: