Реквием

– Пешком лучше всего. В прихожей у нас есть путеводители. Позвольте… – Он достал туристскую карту и, разложив ее на столе, выудил из брючного кармана карандаш и стал отмечать на карте маршрут. – Вот наша гостиница, где мы влачим скромное существование. – Он лизнул кончик карандаша. – Если вы направитесь сюда, то непременно прибудете к Дамасским воротам.

Дамасские ворота! Каждое название в Иерусалиме было точно электричеством заряжено. Старик стал отмечать другие достопримечательности, но прекратил это занятие, заметив, что Том сидит как на иголках.

– Не волнуйтесь, все это стоит тут уже несколько тысячелетий и никуда не денется. – Улыбнувшись, он сложил карту и проводил Тома до дверей. – Вы случайно не собирались прогуляться к стене, месье?

– Зовите меня Том. А что? Почему вы спрашиваете?

– Не хочу попусту пугать вас, но в этот час лучше этого не делать. Там уже случались инциденты. Нападения на людей. Арабы нашли еще один способ подорвать нашу экономику, отпугивая туристов. Лучше пойти туда утром, когда там больше народу. Конечно, если бы я был моложе, то для меня было бы огромным удовольствием сопровождать вас. Но с моими ногами…

Том улыбнулся, представив старичка в качестве своего защитника.

– Понятно. Спасибо за предупреждение.

Давид Фельдберг решил, что уж до входных-то дверей он в состоянии проводить Тома.

Том поднялся на холм, и перед ним открылась панорама Старого города. Зубчатые стены цвета слоновой кости. Золотой купол. Божественно-голубое небо. Город был подобен ограненному драгоценному камню, парившему в жемчужной дымке, которая уже несколько тысяч лет укрывала его. История минувших веков окутывала его как теплое марево, породившее город и до сих пор продолжавшее акт творения.

Странно, флагов и вымпелов больше не было видно. Подумав, он решил, что они, возможно, лишь привиделись ему из окна такси. Возможно, испытывая душевный подъем, он просто вообразил их. Он знал по собственному опыту, как легко представить себе то, чего нет в действительности.

Дамасские ворота неизменно были центром коловращения людских толп, калейдоскопом красок, движения, разноязычного гомона. По обеим сторонам моста, перекинутого через древний ров, выстроились торговцы. Одни предлагали прохожим чай, водрузив на спину огромные, украшенные чеканкой серебряные баки. Другие расхваливали свои пряности наперебой с продавцами фруктов и цветов. Над лотками с медовыми лепешками поднимались горячие маслянистые облачка. Рядом были разложены ковры и бусы. Уличный запах нагретой пыли сменялся здесь ароматом пряностей и горячего оливкового масла. Гортанные фразы на арабском языке фейерверком взлетали к небесам.

Он почувствовал чей-то пристальный взгляд. Подняв голову, он увидел на стене силуэт израильского солдата со свисающим вдоль бедра автоматом. Палящее солнце опускалось за его спиной, так что лицо и детали амуниции находились в тени и создавался некий извечный образ. Вместо автомата у него мог быть короткий римский меч. Он мог быть крестоносцем или стражником Саладина. Это был все тот же солдат на стене. Он стоял там всегда.

Кто-то прислонился к спине Тома. На него пахнуло крепким мужским потом. Он переложил кошелек в более глубокий карман, и в это время чья-то рука прошлась по его ягодицам. Он оглянулся, но все, казалось, были поглощены куплей-продажей. Только маленький арабский мальчуган, изо всех сил дувший в дешевый свисток, в упор смотрел на него. И лишь ступив под арку ворот, Том осознал, что задержал дыхание при этой внезапной попытке ограбления.

Улица за воротами, более прохладная и менее запруженная народом, расходилась сетью переулков. У одного из торговцев возле ворот он купил фалафель. Наверное, это было неблагоразумно, но ему хотелось наполнить себя подлинными соками и ароматами Иерусалима.

Сквозь толпу, кишевшую на арабском рынке, «соуке», пробирались стайки арабских женщин, занавесившихся от мира чадрой, – привидения под черными вуалями. В домах закрывали ставни, улица пустела. Чья-то рука вновь коснулась его бедра. Он гневно обернулся, но поблизости все, как и прежде, были заняты своими делами.

Он оставил в стороне «соук» и углубился в мрачный лабиринт переулков, выйдя по ним на Виа Долороза – Дорогу скорби, по которой Христа вели на Голгофу. Священная тропа! Он заметил табличку, оповещавшую о том, что здесь была одна из остановок Христа на крестном пути.

К Тому приблизился красивый молодой араб.

– Здорово, да?

Том потрясенно озирался:

– Да, это поражает.

– Англичанин? Я люблю англичан. Но то, на что ты смотришь, – ерунда. Пойдем, я покажу тебе кое-что действительно поразительное.

Это немедленно заставило Тома насторожиться.

– Что?

– Доверься мне. Это совсем рядом, всего каких-нибудь пять метров.

Араб сделал несколько шагов вверх по наклонной обочине дороги и указал на что-то на земле Том опасливо подошел к нему. У ног араба на брусчатке виднелись какие-то полоски.

– Вот, – объявил он с гордой улыбкой, – это то место, где римские солдаты бросали жребий, кому достанется одежда Иисуса.