Во дворе гвардейца встретил Уилл. Мечи скрестились. Гвардеец сделал ложный выпад вправо. Уилл легко разгадал его замысел и отбил меч, заставив его раскрыться. А затем сильно ударил ногой в живот. Когда гвардеец согнулся пополам, Уилл рубанул мечом ему по шее, и гвардеец рухнул на колени, уронив меч. Уилл прикончил его еще одним ударом и развернулся. Как раз вовремя — на него яростно ринулся капитан гвардейцев Жиль. После обмена двумя быстрыми ударами Уилл понял — перед ним опытный воин. Жиль действовал стремительно, делая выпады под разными углами — в шею, в бедро, затем последовал молниеносный удар в пах. Через секунду он уже нацелился в горло Уилла, а еще через секунду — со свистом в бок. Уилл забыл обо всем, что происходило вокруг, сосредоточившись только на том, чтобы смертоносный меч не пробил его защиту. Под градом необыкновенно мощных ударов Уилл чувствовал, как теряет силы. Противник был много моложе, и его тело не было таким израненным. Попался бы он Уиллу лет пятнадцать назад!
Сражаясь, они продвинулись ближе к дому. Свет из открытой двери упал на лицо Уилла, и глаза капитана расширились.
— Я тебя видел! — рявкнул он, тяжело дыша. — Во дворце. — Он рубанул мечом. — С королем!
Уиллу не удалось воспользоваться его секундным замешательством. Он размахнулся рубануть по черепу, но Жиль быстро спохватился и успел подставить меч. Затем капитан гвардейцев сделал нечто совершенно неожиданное — перевернул свой меч и со всей силы ударил рукоятью Уилла по лицу.
Удар пришел по носу. Уилл полетел на землю, из глаз его потекли слезы. Он сжался в предчувствии завершающего удара, но Жиль вдруг повалился перед ним на колени. Стоящий сзади Робер с усилием высвободил из его спины меч.
Когда взгляд Уилла прояснился, он увидел: все королевские гвардейцы повержены, а один тамплиер, схватившись рукой за плечо, сидит с бледным лицом у амбарной стены.
Уилл встал.
— Там остались еще двое гвардейцев. — Он посмотрел на Робера. — Спасибо, брат.
— Если бы я позволил тебе увильнуть, брат, мне одному пришлось бы продолжать тяжелое дело.
— Ты славно рассудил, — буркнул Уилл, высмаркивая кровь.
Дверь дома распахнулась. Они напряглись, но на пороге появился Жан с поднятым мечом. За ним следовала Мари, крепко обнимая охваченного ужасом мальчика.
— Ты расправился с гвардейцами? — спросил Уилл, подходя к рыцарю.
Жан пожал плечами:
— Там был только один, который пришел за мальчиком.
Они обернулись на шум. Из-за угла дома появилась крупная женщина с ножом для разделки мясных туш.
— Слава Господу! — воскликнула она, тяжело дыша. — Слава Господу, вы пришли! — Йоланда посмотрела на Уилла, сразу выделив его здесь как старшего. — Один сбежал. Я пыталась его остановить, но он сел на коня и ускакал.
— Сбежал? — Робер с тревогой посмотрел на Уилла. — Он мог нас видеть.
— Не думаю. Но нужно поторопиться. — Уилл с силой засунул меч в ножны. — Я надеялся, у нас будет больше времени замести следы.
Филипп прошагал в покои, сбрасывая на ходу перчатки.
— Вы можете удалиться, — бросил он толпящимся у двери слугам. Затем посмотрел на человека, ссутулившегося у окна, за которым пылал закат. Лицо короля перекосила злоба, но он заговорил, лишь когда закрылась дверь. — Вы заставили меня ждать две недели и вот теперь так встречаете? Ни поклона или приветствия? Почему вы прячетесь? — Человек у окна не изменил позы, и Филипп двинулся к нему. — Кардиналы сказали, вы не можете меня принять по причине хвори. Но я не верю в пустые отговорки. — Филипп подошел ближе. — Отвечайте, Гот! Почему вы меня избегаете?
Бертран медленно повернул голову и встретил взгляд короля.
— Я больше не Бертран де Гот. Я папа Климент Пятый, так что извольте обращаться ко мне как подобает. — Бертран продолжил, не замечая ярости в глазах короля. — Кардиналы сказали правду. Я действительно приболел. Так что не обессудьте.
Поведение папы лишило Филиппа присутствия духа. Перед ним сейчас сидел другой человек — не жалкий хлюпик, которого ввели в его шатер у стен Бордо, окончательно сломленный вестью, что его незаконнорожденный сын похищен и будет убит, если он откажется выполнить их требования. Сейчас Бертран де Гот, несомненно встревоженный, выглядел все же таким смелым и решительным, каким Филипп никогда его прежде не видел. И потому занервничал. Может быть, взойдя на папский трон, этот человек через линию, идущую от святого Петра, установил связь с Богом, недоступную ему, Филиппу? И сейчас преисполнен Божественной силой?
Король откашлялся и отступил, страшась посмотреть в темные немигающие глаза Климента и увидеть в них нечто ужасное. Он ругал себя, что после коронации папы послал Ногаре в Париж, где из-за недавнего повышения налогов поднялись волнения. Первый министр должен был помочь усмирить народ.