Реквием

В каждом слове — сексуальный подтекст, который я, даже будучи наивной и юной, все равно ощущала кожей. Каждый его взгляд и жест заставляли меня внутренне трепетать от совершенно незнакомых мне ранее желаний. Он привлекал меня как мужчина. Даже — больше, он был первым мужчиной, который вообще меня привлек. А точнее, можно сказать, просто потряс мое воображение. Его жестокость, вкрадчивая сила, властность, безразличный взгляд и какая-то неожиданная грубая нежность — все сводило меня с ума. Но, даже несмотря на свою наивность и возраст, я понимала, что тянусь к пламени, к огненному, ядовитому смерчу, который сожжет меня в пепел, разломает, как стеклянную игрушку, если вообще когда-нибудь заметит во мне хоть что-то интересное, а потом, когда я очень быстро ему надоем, не пожалеет. Скорее всего, будет упиваться моим унижением. Хороших девочек тянет к плохим мальчикам? Я не была хорошей. Меня можно было охарактеризовать как угодно, но только не так, и тянуло меня вовсе не потому что он плохой, а именно потому что каким-то абсурдным и самым непостижимым образом я видела в нем то хорошее, которое не видел никто. Первая любовь — безжалостная тварь. Кому-то везет, и она, лишь слегка потрепав, бросает свою жертву и уползает искать новую, оставив после себя пару шрамов на память. Но я никогда не была везучей. Так что мне, скорее всего, достанется по полной, и парой отметин я вряд ли отделаюсь. Если вообще отделаюсь когда-нибудь… Если вообще ЗАХОЧУ отделаться.

Макс менял меня настолько быстро, что я сама не успевала понять, как ему это удается. По ночам он часто отсутствовал, и я сидела часами у телевизора, а потом засыпала под кроватью с кухонным ножом в руках. Ночных кошмаров никто не отменял, и мне всегда казалось, что за мной придут. Пока однажды они не прекратились. Он их прекратил самым неожиданным образом — просто остался со мной, пока я спала, и оказалось, что когда он рядом, мне действительно не страшно. Потому что я, как и любой мелкий зверек, чувствовала, что меня охраняет более страшный зверь. Только я забывала об одном: хищник может разодрать и меня саму, если решит, что хочет этого, или если придет в ярость. Но кто в шестнадцать думает об этом? Я, скорее, видела то, что хотела видеть. После этого он постоянно ночевал дома.

Макс заботился обо мне. Заботился так, как никто и никогда за всю мою жизнь, а я влюбилась так, как могла влюбиться любая девчонка на моем месте. Просто тогда я предположить не могла, что это и был тот самый выбор — фатальный, но такой предсказуемый.

С каждым днем меня затягивало все больше. Я любовалась им издалека, я иногда сидела и часами смотрела на него. Мне нравилось в нем все. Нравилось, как он пахнет, нравился звук его голоса, шагов, жесты, улыбка, даже нравилось, когда он злится. Конечно, я лучше бы сдохла, чем призналась в этом даже самой себе.

Макс был очень странным типом. Иногда спокойным до тошноты, словно ледяная глыба, а иногда бешеным, диким, как взбесившееся животное. Самое интересное — я никогда не могла уловить ту тонкую грань, где нужно остановиться. Похоже, он и сам ее не знал. Но я уже отчетливо понимала, почему его называли Зверем. Я очень наблюдательна, и так как во время пребывания в его доме никаких развлечений, кроме телевизора и книг не было, то я часто анализировала то, что вижу и слышу. Один раз я на себе испытала, что значит его разозлить, и больше так рисковать не хотела. Иногда, когда Макс уходил надолго, я все же позволяла себе войти в его комнату и подолгу рассматривать и трогать его вещи. Я с ним знакомилась. Вот так своеобразно. Вскоре я наизусть знала, где что находится и могла на ощупь найти все, что угодно в этом доме, но я слишком любопытна, чтобы поверить в то, что нет никаких тайников, скрытых полок. Такие, как Макс, обязательно имеют скелеты в шкафу, я хотела знать, какие именно. И конечно же нашла. Только мне не стоило этого делать, потому что Макс вернулся в этот момент домой и застал меня, стоящей на четвереньках перед дыркой в полу с папкой в руках. Именно тогда он поднял меня за шиворот и впечатал в стену, придавив локтем горло. Наверное, он мог бы свернуть мне шею за доли секунд, и по его страшным глазам я понимала, что именно это он сейчас и хочет сделать — переломать мне шейные позвонки.

— Да, я до сих пор не давал тебе почувствовать, что ты не дома. Я, бл***ь, хотел, чтобы тебе здесь было хорошо. Но есть и моя зона комфорта, и ты ее нарушаешь, а я чертовски не люблю, когда это делают, малыш. Очень сильно не люблю. Не заставляй меня снова тебя воспитывать. Больно воспитывать. Так, как воспитывают на улице. Я все еще вижу в тебе девочку, и не дай Бог, маленькая, я начну видеть в тебе что-то иное.

Отобрал папку, а я сползла на пол и в этот вечер мы больше не разговаривали. Макс снова не ночевал дома, а я опять спала под кроватью с кухонным ножом.