Реконструкция. Возрождение

Штейн-младший автоматически кивнул, слабо понимая в этот момент, что происходит вокруг него. Тем временем коренастый что-то сказал стоявшему неподалеку эсэсовцу. Тот схватил Якова за рукав и оттащил в сторону.

— Стой здесь. Пойдешь в другой очереди.

Яков вновь кивнул, выискивая глазами в толпе свою семью. Но перед его взглядом все плыло, нагие лысые люди были абсолютно идентичны. Ему не оставалось ничего иного, кроме как стоять и наблюдать за происходящим со стороны.

Только сейчас он заметил, что немцы отделили от общей толпы не только его. На площадке перед вагонами остались старики и те люди, кто не имел сил передвигаться самостоятельно. Но почему-то их тоже заставляли раздеваться и отдавать ценные вещи и деньги.

Тем временем нагих и остриженных людей стали сгонять группами в коридоры рядом с раздевалками. Каждую группу сзади подгоняли немцы с плетками и травники с палками, которыми избивали жертв в случаях, когда последние оказывали сопротивление и не желали идти в бани.

Перед самым входом в душевые кабины началось сопротивление, люди не хотели заходить в них, но охрана, применяя насилие, загнала нагих мужчин и женщин внутрь. Когда почти вся партия приехавших, около восьмисот человек, оказалась в бане, дверь плотно закрылась.

Люди замерли в испуганном ожидании. Окон в здании бани не было, только сверху было стеклянное окошечко, через которое на столпившихся внизу людей смотрел улыбающийся немец.

— Михолок! Яков! Ева! — Мария Штейн в ужасе металась по забитой голыми телами женской душевой и пыталась отыскать своих родных. Но вокруг были лишь голые напуганные женщины и дети. Мария глотала слезы и почти впала в отчаянье, когда навстречу ей кинулась худенькая, бритая наголо девочка.

— Мама!

— Ева, доченька моя! — Мария прижала к себе дрожащее, словно лань, тело дочери и стала неистово целовать ее бритую головку. — Что же они с тобой сотворили, маленькая моя? Они тебя били? Ты видела папу? А Якова?

Но дочь лишь отрицательно мотала головой в ответ.

Запертые в душевых люди не знали, что немец на крыше, которого в лагере называли «банщиком», махнул рукой, подавая сигнал. В пристройке рядом с баней заработала машина.

— Мама, что это? — Ева смотрела на мать огромными карими глазами.

— Не знаю, доченька…

Мария действительно не знала, что шум издают несколько старых танковых моторов, вырабатывающих удушающий газ, который поступал в баллоны, из них по шлангам и трубам — в помещение «бани».

Через пятнадцать минут все находившиеся в камере были задушены.

«Банщик», следивший через свое окошечко за процессом умерщвления, еще раз махнул рукой, и подачу газа прекратили. Полы в газовых камерах, которые прибывшие в лагерь люди принимали за душевые кабины, механически раздвинулись, и трупы свалились вниз, в подвал, в котором находились вагонетки.

«Рабочая команда», состоявшая из числа таких же узников лагеря, складывала трупы казненных в вагонетки и вывозила свой страшный груз из подвала в лес, где был вырыт огромный ров, в который сбрасывались трупы.

Трупы, мокрые от пота и мочи, с ногами, запачканными экскрементами и кровью, выбрасываются наружу. Высоко в воздух подлетают детские тельца. Плетки травников подгоняют заключенных из «рабочей команды». Две дюжины дантистов в поисках золотых коронок крюками открывают челюсти. Другие дантисты выламывают золотые зубы и коронки при помощи щипцов и молотков.

Всего этого Яков Штейн еще не видел. Все его внимание в тот момент было приковано к оставшимся на платформе людям.

— А куда их? — обратился Яков к стоящему рядом солдату.

— В лазарет, — усмехнулся тот в ответ. И эта улыбка очень не понравилась молодому Штейну. Больше всего она напоминала волчий оскал.

Стоявшие в оцеплении травники и немцы собрались вокруг скопившихся в центре платформы больных, истощенных стариков и маленьких детей, не способных дойти до «бани» самостоятельно.

— «Рабочая команда»! Приступайте! — командовавший разгрузкой унтершарфюрер СС взмахнул рукой, и на платформе появились несколько десятков человек в лагерной форме с номерами.

Люди из «рабочей команды» подбирали лежащих на земле стариков и больных, брали за руки детей и направлялись в сторону места, огороженного колючей проволокой с ветками. Вслед за ними пошли и несколько травников и немецких солдат, перезаряжавших на ходу винтовки.

Якова затрясло от осознания происходящего. В так называемом «лазарете» не собирались лечить. Там была лишь яма, на краю которой люди из «рабочей команды» оставляли своих подопечных и спешно покидали место будущей казни, оставляя жертв наедине с их палачами. Травники неторопливо встали строем за спинами молчащих стариков и детей, отошли на пять шагов назад, вскинули винтовки и прицелились.

— Почему они не плачут? — все еще не способный поверить в происходящий на его глазах кошмар, Яков не мог оторвать взгляд. — Почему дети не плачут?..

Грохот выстрелов.

— Давайте следующую партию! — приказал унтершарфюрер и широко зевнул. — Хорошо бы управиться до ужина. Не хотелось бы из-за этого мусора есть остывшее жаркое.

* * *