Реконструктор

– Видишь ли, Максим… – говорит мне потом Дронов. – Я консультировался по поводу твоего плана со знающими людьми. Разумеется, без привязки к конкретным реалиям. Мнение было двоякое. Одни – преимущественно строевые командиры – высказались однозначно: авантюра! Но!

Подполковник поднимает палец вверх. Мы сидим одни, всех командиров подразделений отпустили готовиться к выходу.

– Но есть и другое мнение. Его высказали люди, которые хорошо знают порядки в немецкой армии, знают их тыл, принципы организации управления и схему прохождения информации.

Делаю малость удивленное лицо – не очень-то мне сейчас охота показывать знание мной столь специфических терминов.

– Не совсем понял вас, товарищ подполковник.

– Не суть! Так вот, они, напротив, были очень сильно удивлены самой идеей. С их точки зрения, вероятность успеха крайне велика. Они настойчиво интересовались, кому вообще могли прийти в голову такие мысли? Более того, от меня потребовали! От меня! – Дронов удивленно пожимает плечами. – Предоставить автора данного плана. Причем – незамедлительно.

– Э-э-э… – Даже не знаю, что ему ответить.

– Так что, Максим, по возвращении – готовься! В гости поедем…

Да, видал я такие «гости»!

* * *

Переступив порог своей комнаты (мне отдельную выделили!), расстегиваю ремень и, не глядя, бросаю его на койку.

– Ой! Аккуратнее надо!

Это тут еще кто?!

Нина!

Не понимаю как, но я одним прыжком перемахиваю комнату и подхватываю ее на руки.

– Ты?! Откуда?

– За мной заехал подполковник. Незнакомый, я его раньше не видела никогда. Сказал – собирайтесь, поедете со мной. Даже главврач не возражала! Это кто ж такой? Чтобы наша Инга Семеновна не спорила – я даже и припомнить такого не могу.

– Он из штаба фронта. Я и сам толком не знаю, как его должность называется. Но дядька суровый!

– Ты что-то натворил? Мне говорили, что тебя арестовали особисты, я даже пробовала выяснить… Но никто ничего не знает…

– Арестовали. Но приехал Дронов и дал им по шапке. Забрал меня с собой. А в роту возвратиться не дали. Там, поди, до сих пор думают, что я под арестом сижу? Казина да Ляпунова – сюда привезли, а больше никого не видел. Да и их, думается мне, в роту не возвернули пока…

– Так я ребятам расскажу!

– Не надо. Лучше я сам… потом, когда вернусь. Но что мы все про меня говорим? Я тебя столько не видел!

– Подполковник сказал – два часа. У нас с тобой есть только два часа. Впрочем, уже меньше…

Нам не хватило бы и суток.

* * *

– Итак, Олег Иванович, вы совершенно уверены в успехе операции? – Сидевший у стола начштаба Волховского фронта генерал-лейтенант Шарохин наклонил чуть набок голову, всматриваясь в своего посетителя.

– Уверен, товарищ генерал-лейтенант! Мы проверили – немцы до сих пор держат у склада дополнительные подразделения, опасаясь нападения. А в пяти километрах оттуда стоят их танки. Нас ждут, Михаил Николаевич.

– ПВО объекта?

– В прежнем состоянии. Усилили охрану орудий, разместили несколько дополнительных пулеметных гнезд для того, чтобы простреливать подступы к их позициям.

– Не хотят, стало быть, фрицы очередного захвата? – усмехнулся хозяин кабинета.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, не хотят. Там буквально все на взводе до сих пор – слишком уж сильным и неожиданным оказался тот удар…

– И немедленно вышлют помощь?

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, вышлют незамедлительно.

– Значит, прав оказался этот ваш… как его?

– Старшина Красовский, товарищ генерал…

– А что насчет вражеской агентуры? Они не сдадут противнику наших планов – как это было в предыдущий раз?

– Все участники операции – другие люди. Мы привлекли всего двух человек с прежнего места службы старшины. Собственно говоря, если вдруг произойдет утечка информации, то противник может узнать лишь то, что мы собрали какое-то количество солдат для переподготовки. Общение всех, кто привлечен к делу, с внешним миром исключено. Расположение части может покидать лишь капитан Горшенин, а это проверенный человек. Все прочие находятся на казарменном положении. Увольнения запрещены, посты вокруг лагеря заняты бойцами НКВД. Проход посторонних исключен полностью.

– А эта… ну, медсестра, что вы привозили с собой?

– Будет изолирована до окончания операции. Красовский буквально сгорает на глазах, мне было необходимо хоть как-то его притормозить, иначе сорвется. А это плохо. Он нужен нам адекватным и вменяемым.

– Так-так… – Генерал покатал по столу карандаш. – Вроде бы все пока складывается… Вы вообще, Олег Иванович, какое будущее для него видите? Он вам зачем-то нужен?

– А нет у него будущего, Михаил Николаевич. Такие люди вообще живут недолго, я уж насмотрелся за много лет… Он не бережет себя. Совсем. Не в том плане, что у него отсутствует инстинкт самосохранения, – здесь как раз все в порядке. А в том, что Максим выкладывается полностью, отдает себя всего решению поставленной задачи. У него нет обратного пути, старшина не умеет отступать. И не хочет. Красовский весь погружен в войну, живет ею и другой жизни не мыслит. Даже его девушка и та не смогла его хоть как-то вывести из этого состояния, хотя бы и ненадолго.