Реконструктор

– Только ведь беда в том, Макс, что известность эта может быть двоякая. Это может быть действительно выдающийся человек, хороший солдат и честный сын великой Германии. А может быть наоборот – дезертир, бросивший своих товарищей. Вот его и объявили в приказе по части, а ты и запомнил. Что скажешь?

– Не знаю, что и говорить, герр обер-вахмистр. У вас в таких вопросах опыт намного больше, поэтому я всецело доверяю вам.

– Доверяешь? Ну что ж, давай поглядим. Итак, что мы знаем совершенно точно? Тебе больше двадцати пяти лет, строение зубов показывает, что за своим здоровьем ты следил и вовремя обращался к врачам. Дырок у тебя нет, и в положенных местах стоят пломбы. Ты, несомненно, опытный солдат. Мышечную память обмануть невозможно. С оружием обращаться умеешь, причем достаточно хорошо и на уровне автоматизма. Воевал и был ранен, медикам я в этих вопросах доверяю безоговорочно. Кстати, где ты словил пулю?

– Не помню, герр обер-вахмистр.

– А ведь тебе делали рентген, Макс. И он показал, что в правой ноге у тебя действительно пуля. Винтовочная! И хочешь знать, из какой винтовки?

А вот это он уже заливает. С тем, что наличие пули в ноге рентген безусловно покажет, я спорить не собираюсь. Но, не разрезая ноги, выяснить, из какого оружия эта пуля вылетела, – вот уж фигушки.

– Откуда же мне это знать, герр обер-вахмистр? Это надо у главного врача спрашивать. Он человек ученый и такие вещи понимает.

– А что ж ты думаешь? И спросили. Наша это пуля, Макс. Из маузеровской винтовки выпущенная. И что ты на это скажешь?

Пожимаю плечами. Хоть из маузеровской, хоть из американской или английской – какая разница? Логичнее было бы, конечно, из русской: мы все-таки на русском фронте находимся. Но если верить врачам, рана старая, а война идет всего второй год. Высказываю свои соображения жандарму. Он кивает, соглашаясь.

– Да, действительно, дружище, какая в этом разница? У нас что – не бывает случаев, когда солдат по неосторожности попадает под огонь своих же товарищей?

– Немецкий солдат? – искренне удивляюсь я. – Был бы русский – я бы поверил.

– А ты так много про них знаешь?

– Ну… – в замешательстве чешу подбородок, – не очень, конечно, то же, что и все.

– И знаешь их язык?

А вот это, интересно, он откуда узнал? От Кегеля? Не факт. Да и что мой товарищ мог им рассказать? Я с этим мальчишкой практически не разговаривал, да и нельзя это назвать разговором.

– Нет, герр обер-вахмистр, я русского не знаю. Отдельные слова, те, что написаны в разговорнике, – так это все знают.

– Но не все знают их наизусть.

– Так и я наизусть не знаю. Я ж тут с ними ни с кем и не разговаривал. Как-то не было такой возможности, да и ни к чему. Какие у нас могут быть разговоры, о чем?

– Да? Ну значит, мои информаторы ошиблись и это был кто-то другой. Ничего удивительного, дружище, выздоравливающие солдаты очень похожи друг на друга.

Обер-вахмистр встает и берет из угла знакомый карабин. Бросает его мне. Совершенно автоматически я вскакиваю, ловлю оружие в воздухе и застываю в ожидании команды. Жандарм удовлетворенно кивает.

– Солдат, врачи не ошибаются. Оружие ты ловишь именно как оружие, а не как обычный предмет.

Я удивленно смотрю на собеседника.

– Не понял?

Утвердительно киваю.

– А ты возьми-ка его на изготовку.

Раз – и карабин у моего плеча.

– И как много времени на это потребовалось?

– Секунда, герр обер-вахмистр.

– То есть, перехватывая карабин в воздухе, ты уже изначально предполагаешь, что из него придется стрелять. И руки уже сами выбирают, как лучше его ухватить. Метлу или лопату держат иначе, чем оружие. А это тренировки, Макс. Долгие. И трудные. Где тебя учили?

– Не помню, герр обер-вахмистр. Я совсем ничего не могу вспомнить об этом.

– Интересно было бы посмотреть на тебя в бою… Ну да ладно! Оружие разрядить – к осмотру.

Жандарм внимательно обходит меня со всех сторон.

– Кстати, а почему ты так держишь оружие? Ведь уставная стойка совсем другая.

– Так учили, герр обер-вахмистр.

– И где ж тебя так учили… Такое слово – Гармишпартенкирхен – говорит что-нибудь?

– Нет, герр обер-вахмистр. Я не знаю, где это и что это.

– Надо же, а я думал, знаешь. А на флоте тебе служить не приходилось?

– Только с берега и видел, герр обер-вахмистр.

– А на самолете летать? Или с парашютом прыгать?

– Ни разу, герр обер-вахмистр.

Жандарм молчит и в задумчивости постукивает по столу пальцами.

– У тебя нет зольдбуха. Нет почти никаких личных вещей. Нет оружия, и жетон тоже отсутствует. Да от формы остались одни лохмотья: взрыв произошел совсем рядом. Я еще могу допустить, что вещи разбросало взрывом. Туда же унесло и оружие. Но жетон-то куда делся?

– Не знаю, герр обер-вахмистр. Я вообще ничего не могу вспомнить об этом.

– А вот госпитальные порядки ты знаешь очень даже хорошо. Приходилось лежать и раньше? Так ведь?

– Наверное, герр обер-вахмистр. Вам виднее, вы же лучше знаете подобные ситуации. Наверняка уже встречались с чем-то похожим.