Река твоих отцов

— Ты, Иван Федорович, сам газету получаешь, значит, должен знать новости, — мягко сказал учитель. — Федя твой пишет?

— Пишет. В Уську, пишет, ехать не хочет. В школу механиков, пишет, хочет.

— Что ж, будет твой сын морским офицером.

— Пускай! — согласился Акунка и добавил: — Потом еще смотри, что есть.

Иван Федорович достал из кармана фотографию.

На открытке был Федя в форме военного моряка и с ним девушка, очень хорошенькая, с пухлыми губками и большими глазами.

— Гляди-ка, какая красавица! А мне Федя почему-то ничего не писал. Что она — невеста, жена?

Иван Федорович развел руками.

— А как зовут девушку?

— Ольга.

— Ну что ж, поздравляю.

— Ладно, чего там.

— Стареем мы с тобой, Иван Федорович. Давно ли я за Федей в тайгу ездил? Помнишь? В школу-интернат привез его. — И, передав мне фотографию, с гордостью сказал: — Смотрите, какие орлы здесь у нас выросли! Тоже наш ученик.

Сели пить чай.

Валентина Федоровна принесла отварную рыбу, картошку, огурцы.

— Дома есть кто? — послышалось вдруг в сенях.

— Мулинка идет! — обрадовался БомбА.

Вошел Федор Мулинка и, увидав сидящего за столом Акунку, стал объяснять:

— Заходил к тебе, БомбА! Марья говорит: «К Николаю Павловичу пошел». Подумал: «Давай и я зайду — давно у Николая Павловича не был».

Федор Васильевич, несмотря на пожилые годы, был бодр, полон сил и считался активистом. Он одним из первых признал и оценил все новое, что принесли в стойбище русские люди, и горячо защищал это новое. Когда учитель стал собирать детей в школу, Мулинка первый привел в интернат своих девочек. Организовали уроки ликбеза — Мулинка и здесь был первым. Стали разводить огороды, — пожалуйста, Мулинка взялся за огород. При столовой завелись поросята — Мулинка поехал в Усть-Датту и купил поросенка. А когда шаман Никифор Хутунка стал бродить по ночам под окнами и пугать детей, поступивших в школу, Мулинка крепко проучил шамана: спрятался за амбарчиком и, как только Никифор подошел к соседнему дому, спустил на него собак. Однажды он даже привел шамана в сельский совет и потребовал, чтобы Хутунку отправили в город и передали властям.

— Пускай меня пугает, а детишек зачем пугать? — горячился Мулинка, стуча по столу кулаком.

После этого Никифор Хутунка долго не показывался на глаза Мулинке. Как говорили соседи, он вызывал злых духов и просил их наказать Федора.

— Где духи его? — узнав об этом, смеялся Мулинка. — Советская власть духов его разом кончила…

После того как выпили по стакану чаю, учитель заговорил об охоте. Он недавно побывал в тайге и видел, что кедры густо усыпаны шишками, туго набитыми орешками, — значит, много будет в этом году белок. А в предыдущую зиму их почти не было.

— Богато будет, — подтвердил Мулинка.

— Жаль, далеко ходить не могу, — тяжело вздохнул БомбА.

— А мы с тобой близко, в кедровик, сходим, — успокоил его Мулинка. — На медведя, конечно, подальше надо…

— Опять на медведя! — удивился учитель. — Смотрите, друзья мои, чтобы снова не приключилась беда.

БомбА отрицательно мотнул головой.

— Не пойду, однако.

И тут я узнал историю о том, как два закадычных друга — Мулинка и Акунка — позапрошлой зимой встретили шатуна.

Немало на своем веку убил БомбА медведей, а вот последнего не мог одолеть. Выстрелил, а пуля попала, как говорят орочи, в сало. Раненый зверь одним прыжком настиг охотника. Завязалась борьба. Акунка, улучив момент, хотел выдернуть из-за пояса нож, но медведь опередил: бросил охотника на снег, прижал одной лапой, а другой сорвал у него кожу с головы… Акунка стал терять сознание.

В эту минуту прибежал Мулинка. Медведь хотел было и его сгрести, но раздался выстрел, и шатун упал в пяти шагах от охотника.

Мулинка кинулся к Ивану.

— БомбА, живой? БомбА!

Он осторожно расправил кожу на голове товарища, расстегнул на нем меховую куртку и положил на сердце несколько горстей снега.

Раненый застонал.

— Живой!

Мулинка подбежал к убитому зверю и стал быстро свежевать его. Потом поднял БомбУ и закутал его в теплую, покрытую изнутри толстым слоем жира медвежью шкуру.

— Теперь полежи, БомбА, а я в Уську за доктором слетаю, — говорил он торопливо и ласково, и из глаз его бежали слезы.

Он стал на лыжи, закинул за спину ружье и побежал вдоль узкой просеки, широко размахивая руками. До поселка километров десять. Хорошей дороги не было. Только узкая, местами запорошенная снегом тропинка вела туда. Но Мулинка решил сократить путь и резко взял влево. Он бежал между деревьями, по снежным сугробам, через завалы бурелома, лишь бы поскорей успеть к доктору.

Он знал, что дорога каждая минута. Кроме того, он чувствовал себя виноватым перед товарищем. Не отлучился бы, не пошел бы проверять капканы, был бы все время с Иваном, — ничего бы не случилось.

Уже во втором часу ночи, задыхаясь и совершенно выбившись из сил, Мулинка подбежал к больнице.

— Петр Степанович! Доктор! — закричал он и так сильно принялся стучать кулаками в окно, что выбежавшая на крыльцо медсестра обмерла от страха.

— Кто здесь? Почему так стучите? Разбудите больных!

— Софья, беда! — хриплым голосом произнес Мулинка. — Зови доктора!