Река (Свирель вселенной - 3)

Как обычно, за рекой попахивало от мясокомбината, и трубы различных заводиков, заводов бодро пыхтели в небо и безостановочно рыгали в реку. Мощные грузовики поднимали пыль. Что-то тяжко ворочалось в корпусах. Доносился голос диспетчера. Неожиданно грянула музыка. Духовой оркестр. Он поднялся на пешеходный мост над железной дорогой и увидел пассажирский поезд, военный оркестр у стены вокзала с круглыми часами и толпу стриженых ребят и провожающих. Бухал гигантский барабан, и тарелки разбивались, как само хрупкое пространство, - которое тут же затягивалось и снова осыпалось тонким льдом, золотыми листьями. Хотя на дворе стояла весна. Все та же весна, в которую трудно поверить, так много событий она вместила: побег и возвращение, томительные ночи и дни в штабной камере. Здесь, наверху, сильнее пахло. Призывники, многие из них, были пьяны. В глаза бросались "покупатели", двое офицеров, их лица были похожи на маски из пегой кобыльей кожи. Где-то они так загорели. На мосту господствовало тошнотворное воздушное течение, его даже слегка замутило. Что они там делают? проветривают загоны? чистят мясорубки?

Герман, конечно, прав. В его поступках нет логики. Вместо того, чтобы избежать нового призыва, он снова пускается вспять, ему мало одной попытки, ему снова хочется испытать судьбу. А осень не за горами. И если в своей Бурятии он мог бы тихо-мирно прослужить все два года, то теперь неизвестно, да, получится ли тихо-мирно, на Востоке уже по-настоящему воюют, разве он не слышал.

Все-таки странно, почему его отпустили? Командованию части такой солдат был ни к чему. Но они могли упечь его. В чем дело? И майор, Бадма Иванович, вынудил его сознаться, что он дезертир по убеждению, дезертир изначальный. У них были все карты. Но его отпустили. Что за прихоть судьбы.

В косматом небе проглянула мелким зерном звезда.

Чем-то эта недействительность привлекает. И нравятся события... точнее несобытия, какие события в недействительности.

Дохлая корова.

Сова.

Женщина с янтарными бусами.

Седочубый рыбак.

Дубрава.

А, забыл: хромоножка-лиса.

Красные Обрывы.

Превращение дерева в камень.

Клоп схватил водомерку...

Событие - красивая сосна.

Или ель с сороками, - возле нее, в тростниках, спрятал байдарку.

Вообще все - вечное событие.

Небо, время. Там, где время, - что-то происходит.

Время, я, пространство...

Он услышал какой-то шорох, чьи-то цепкие лапки ухватились как будто за кору на стволе, возле которого он лежал. Меньшиков приподнялся, оглянулся. Действительно, из складок коры на поваленном дубе выползла черная бабочка. Крупная. Величиной с ладонь... Сорвалась, полетела. В другом месте - другая. Черные бабочки бесшумно исчезали в лабиринтах дубравы. Летучие мыши.

Меньшиков улегся.

Интересно, ловят ли их совы?

Было весьма тепло. Не к дождю ли? Или просто прогрелась земля. Он чувствовал спиной тепло. Она теплая была, как тело.

Начал задремывать и тут же очнулся.

Кто-то летел: бжжжжж - шлепок... бжжжжж... Кажется, шершень.

Шершень летел, будто пьяный. Падал в сухую листву, натыкался на веточки и травины. Загулял, припозднился меченосец. А все ворота - сто медных - уже закрыты.

Бжжжжж.

Бжжжжжж.

Меньшиков натянул одеяло на нос, чтобы шершень не столкнулся случайно с этой вершиной.

Бжжжжжж... жжж... ж... Улетел.

Еще раз его разбудила луна.

Медленно, сонно она восходила над лесом, изрезая его черными и светлыми узорами. Бесцеремонно заглянула в лицо спящего, и он проснулся. Полежал, разглядывая узоры и черные арки.

В луне таилась какая-то неприятная влекущая сила.

Меньшиков вылез из-под одеяла, отошел в сторону, помочился.

Было все так же тепло.

Он лег.

Попытался уснуть.

Не она ли хозяйка этого леса.

Кто.

Луна, женщина.

Луна- шар, побитый метеоритами. Тяжелый. Завис в небе. Но это уже не небо. Это уже за пределами неба. Ночью все за пределами неба. Вся запредельность открывается взору.

А эта луна как будто блуждает среди башен. Блудит. Ищет кого-то. Заманивает. Виляет прохладными ляжками. Как машинистка в коридоре.

Терпко пахнет дымом.

Прелой жирной землей.

Раньше дубравы сводили из-за земли, хлеба вырастали хорошие.

Меньшиков чувствует, что с ним происходит то же, что и в тот вечер, когда он пришел в дом Зырянова и ему открыла его жена, статная зрелая женщина, то же, что и в то утро, последнее утро, когда он смотрел на машинистку.

Что он должен сделать, чтобы схватить ее. Кого. Эту странную Самку.

Он думает о ее сосцах, источающих млечный свет.

Думает, что волосы ее пахнут горько-пряно чабрецом.

И за ней-то он и шел все время, по ароматному следу.

Он каменеет от страха. Еще пытается уснуть, вытеснить эти мысли другими. Но под плотно закрытые веки течет эта вкрадчивая лунная влага. Жарко. Как за ней идти. Куда. Всюду лунные тропы, следы. В кронах слабо горят звезды, будто мелкие желуди. Комары впиваются в шею, руки, сосут кровь.

Вот так сходят с ума.