Рейз

— Твоя мама в отчаянии и хочет увидеть тебя снова, сынок. Она… — голос Ивана дрогнул. — Она отказывается верить, пока не обнимет тебя снова. Она почти обезумела.

Иван проводил нас в фойе, я почувствовала, как у Луки ускорился пульс, он все еще продолжал сжимать мою руку. Он тут же резко притянул меня к себе, прижимая к груди, и вот так, используя меня практически как живой щит, мы вошли в гостиную. Талия сидела на стуле и нервничала, что выдавало подергивание ноги и то, как она грызла ноготь.

Мама Толстая ходила перед мраморным камином, а когда она заметила, что мы вошли в комнату, то замерла и пристально посмотрела.

Я почувствовала, что и Лука застыл позади меня, затем повернулась и заметила, что его глаза были прикрыты, голова наклонена набок, а полные губы были поджаты.

Он вспомнил ее. Теперь я знала, каким было выражение его лица, когда возвращалась память. Мою грудь наполнило ощущение счастья. Он вспомнил свою маму.

Мама Толстая зарыдала, и ухватилась за камин, чтобы устоять на ногах.

— Лука? Лука… это ты…?

Лука отпустил мою руку и обошел меня.

— М-мама?

Мама Луки кинулась вперед, услышав его голос, и крепко обняла его своими руками.

— Лука. Это ты… мой сын… мой мальчик…

— Да, — выдохнул Лука, и мама обняла его за талию, ее миниатюрная невысокого роста фигура против его большого, широкоплечего и мускулистого тела.

— Ты вернулся домой, — плакала она. — Ты вернулся к нам… Я знала, что ты живой. Я чувствовала это всем своим сердцем. — Она отступила и положила руку на его покрытую щетиной щеку, стоя на цыпочках, чтобы дотянуться. — Мой сын, мой сын…

Мне не хотелось нарушать момент воссоединения матери с сыном, поэтому я отступила в коридор, а потом через кухню вышла на задний двор. Как только я вдохнула свежий воздух, то сразу почувствовала себя лучше.

Дойдя до белой скамейки в маленьком дворике, я опустилась на нее и прикрыла глаза, собираясь с мыслями, пока делала глубокий вдох.

Не могла поверить во все, что произошло. Все это казалось нереальным. Как во сне, и я собиралась проснуться.

Ощущение тяжести от всего, что произошло со мной за последнее время: обнаружить, что Лука жив, что Алик виноват, боль Луки, которая сопровождала его на протяжении многих лет, смерть Алика, возвращение Луки в мои объятия — все представляло собой смесь противоречивых чувств горя и радости.

Опустив голову на открытые ладони, я просто ощущала, как отпускаю все это, как мои эмоции выходят вместе со слезами.

— Киса?

Испугавшись, я подняла голову, быстро вытирая лицо неповрежденной рукой и глотая рыдания.

— Талия, ты меня напугала, — ответила я, прочищая горло, когда она села рядом со мной, уставившись в ночное небо.

Не произнося ни слова, Талия протянула руку и сжала мою. Я закрыла глаза, стараясь просто дышать бруклинским летним воздухом, когда она прошептала:

— Спасибо тебе.

Открыв глаза, я посмотрела на Талию, и заметила, как изменилось ее лицо, его выражение стало расслабленным. Мое дыхание сбилось, когда я поняла, что за все это время, пока Лука был «мертв», она впервые выглядела умиротворенной.

Как же я раньше этого не замечала?

— Тал…

— Я бы никогда не поверила, если бы ты рассказал мне о подозрениях, что… Рейз… что он может быть моим братом. Я не поверила бы ни на секунду. Даже если бы увидела собственными глазами, я бы не узнала его. Он такой огромный, и выглядит таким агрессивным. — Талия вздохнула. — Киса, я бы не узнала собственного брата.

— Он изменился, Тал. Он не такой, каким был, — сказала я, стараясь ее утешить. — И он всегда надевал мастерку так, чтобы капюшон свисал на его глаза. Думаю, он каким-то образом догадывался, что кто-то может узнать его по левому глазу. Он не знал этого. Он многого не знает. Ему предстоит узнать жизнь заново. — Я сжала руку Талии. — Никто бы его не узнал.

Она повернулась ко мне.

— Никто, кроме тебя. Тебя тянуло к нему с той самой ночи, когда он спас тебя в том переулке. Ты отыскала его и поняла, кто он. Привела его обратно. Ты никогда не сдавалась. Разглядела его сквозь гору мышц, тату и шрамов. Ты видела, кем он был на самом деле.

Я открыла рот, чтобы ответить, но мои эмоции взяли верх. Поэтому мы просто сидели там, дышали, и это была самая правильная вещь, впервые за долгие годы.

— Ты спасла его, — прошептала она потом, мы сжали руки чуть крепче, я знала, что с сегодняшнего дня наши жизни изменятся к лучшему.

Немного погодя я встала со скамейки и пошла в дом. Мама Толстая была на кухне. Как только я вошла, ее взгляд упал на мое избитое и хромающее тело.

— Киса… доченька моя, — тихо сказала она, протягивая мне руку, перед тем как обнять.

— Все в порядке, мама. Теперь все будет хорошо.

Она прижала меня к груди и прошептала:

— Бог вложил часть души моего сына в тебя, и когда он сбился с пути, он последовал зову и смог найти путь обратно. Ты — половинка его души. Ты — его спасительница… спасительница для всех нас.

Еще больше слез хлынуло из моих глаз, я отстранилась и поцеловала ее в щеку. Словам не было места.

— Твоя мама будет радоваться за тебя на небесах.

— Мама… — произнесла я, борясь с подступившим комком.