Он нахмурился, словно никогда не задумывался над этим.
– Думаю, да. Синие пилюльки сильнее всего, но вызывают забавные глюки и сушняк. Можно сказать, что они просто «перекрикивают» головную боль.
– Не знала, что ты страдаешь от головных болей, – сказала она, принимая пузырек из его рук.
– Ну... – протянул он.
– Человеку, страдающему от мигреней, я могу посочувствовать, – сказала она. – В противоположность, скажем, человеку, тайно экспериментирующему с лазаретной аптечкой.
– Значит, будем называть это мигренями, – с мудрым видом кивнул Фраука, – и не станем больше возвращаться к этому вопросу. Я только хотел помочь.
Он повернулся к двери.
– Извини, – окликнула его Кара. – Извини. Прости меня. У меня действительно очень сильно болит голова. Скажи, Вистан, твоя жизнь ведь довольно тосклива?
– Есть и свои радости. – Тупилыцик пожал плечами. – Как правило, они довольно непродолжительны и интенсивны. Но в остальное время... Короче, спасибо, что обратила внимание.
Кара набрала в стакан воды из-под ржавого крана и вытряхнула несколько капсул на ладонь.
– Две?
– Сам я обычно глотаю сразу три или четыре, – печально сказал он, потирая широкую грудь. – Но у меня и масса тела побольше, да и с утра дел не слишком много.
Она рассмеялась и проглотила две капсулы.
– Как мальчик? – спросила Кара.
– Почему бы тебе самой его не проведать?
Он провел ее по короткому соединительному коридору к маленькой комнатке, примыкающей к лазарету и хирургической палате. Только одна из шести кроватей была занята. Бледный, исхудавший Заэль лежал на ней в своем бесконечном сне, подключенный к системам жизнеобеспечения и биомонитору. Возле его кровати стояли единственный стул и тумбочка, на которой покоились лампа, информационный планшет и блюдце, полное окурков.
– Есть какие-нибудь изменения? – прошептала Кара.
– Ага. Он проснулся и принялся танцевать. Совсем забыл тебе рассказать.
– Трепло! – прошипела она с усмешкой.
– Когда он проснется, боюсь, я буду тосковать. – Фраука произнес эти слова с удивившей ее грустью. – Кто тогда будет слушать мои истории?
– Тебе чего-нибудь принести? – спросила она, но Фраука только покачал головой. – Что ж, спокойной ночи и... спасибо.
Она ушла. Фраука подошел к стулу и уселся на него, прикурив лхо-папиросу и включив планшет. Мерцание монитора отразилось на его лице.
– Так, где я остановился? – произнес он. – Ах да... «Ее розовые соски напряглись от возбуждения. Она запищала от восхищения, когда его набедренная повязка упала на палубу. Очень медленно он...»
– Что?
– У
– Проклятие! – произнес Фраука, поднося палец к верхней губе.
Он отложил информационный планшет, раздавил папиросу в блюдце и извлек из кармана носовой платок. Вытерев нос, он уставился на замаранную ткань. Кровь у него шла уже не в первый раз. Старые пятна казались налетом ржавчины.
– Не сильно. Уже прекратилось.
– Да. Ну и что? – Он убрал платок и пару раз шмыгнул носом.
– Да, что? – Фраука достал новую лхо-папиросу. – Что? Почему ты спрашиваешь?
– Она просто шла. Заткнись уже.
– А я уверен, что так бывает. И в моем случае, сынок, я просто неудачно в нем поковырялся.
– Окажи мне услугу. Заткнись. Я читаю.
– А вот мне – нет, – отрубил Фраука, снова поднимая планшет. – «Ее полные груди были столь же белыми и округлыми, как и...» – Он опустил планшет и посмотрел на мальчика. – Ты хоть знаешь, что я должен сделать, если ты проснешься?
– Ладно...
Последовала долгая пауза.
– Я неприкасаемый, – произнес затем Вистан. – И не существует никакой возможности для тебя ощутить что-нибудь в моей голове.
–
– Заткнись. Где я там остановился?
–
– Верно. Точно.
– Поэтому-то я никому и не скажу. А ты?
Мальчик недвижно, точно мертвый, лежал на кровати.
– Верно... где я там остановился?
Она направлялась по центральному коридору к мостику, когда появился Белкнап.
– Привет, – сказала она.
– Все еще «просто проходишь мимо»? – спросил он. Кара кивнула.
– Шолто уснул. Слишком много «тупиловки». Знаешь, а у него много забавных историй. Не поверишь, но он полагает, что в его роду были...
– Мне страшно! – резко перебила она.