Быстро переоделся из рабочего, пахнущего конским потом, в обычное платье. Натянул сапоги до колена, вышел с ними на двор, отполировал ваксой, так, чтобы в них смотреться можно было. Рабочий жилет, что на голое тело носится, сменил на холщовую рубаху, с вышивкой по воротнику — рукоделием дочери. А наверх уже натянул жилет из холстины грубой, почти дерюги, в серо-зеленый цвет крашеный. Без него из дому выходить плохо. В карманах и часы, и платок, и всякие мелкие принадлежности.
Ну и как венец всему, на пояс-патронташ револьвер повесил. Хороший револьвер, кавалерийский, с длинным восьмигранным стволом в две пяди и калибром в четыре линии, с рукояткой из дорогого дерева, на котором мастер вырезал символы Брата справа, а Сестры слева, язык пламени и каплю воды. Вроде как пусть боги направляют руку стрелка.
Жена, успевшая собрать поесть в дорогу, подала полотняную сумку, которую я через плечо повесил. Я снова поцеловал ее и вышел из дому, на ходу наматывая шемах. День был жаркий, даром, что уже осень на дворе. Когда подошел к конюшне, сын уже заканчивал седлать Шутника.
— К темноте вернусь. — сказал я ему, забирая поводья. — Ты, пока кони в загоне будут, гнедой кормушку перевесь повыше, по грудь, она вроде как прикусывать начинает. Не дело это, со скуки ведь. И дверь денника креозотом помажь сверху, чтобы ей противно было. Затем возьми Ворчуна и учи. Сегодня поворот на месте, а потом на вольтах погоняй, понял?
— Бать, Ворчуна на продажу? — сморщился Олвин.
— А куда же еще? — удивился я. — Для того и растили, к весне в реестровый возраст войдет, надо, чтобы уже учен был. А тебе волю дай, так ты всех себе оставишь, с голоду помрем. Ладно, давай, за старшего остаешься.
Закинув поводья за голову и вцепившись заодно и в гриву, я забрался в седло, чуть толкнул ногами конька. Тот неожиданно резво рванул с места сразу в рысь, застоялся, и я чуть придержал его, заставляя перейти на шаг. До городка десять верст, пусть первую шагом пройдет. Это ведь тоже военная наука, а Шалун хоть и не на продажу предназначен, а повоевать ему точно придется. Такая уж судьба у нас, жителей Великой Степи, мирная жизнь нам не суждена, сколько бы мы о ней богов не молили.
Степь была пуста, хоть за ближайшим холмом у нас соседи — Толстый Бэлл со своим многочисленным семейством. У Бэлла аж пять сыновей, таких же крупных и сложением на быков похожих, как и он сам. Бэлл и лошадей разводит, как и я, и еще коров держит. А вот и он сам, как раз показался из-за увала с двумя своими старшими. Идут клином, красномордый и бородатый папаша впереди, на массивном жеребце вороной масти, а сыновья, такие же осанистые да усадистые, бородатые разве что чуток пожиже, по бокам и сзади, все в бледно-желтых шемахах, это у них такой цвет семейный.
Помахав рукой, я свистнул, и сразу же ветер принес ответный сигнал. Три всадника осадили коней, ожидая меня. Поравнялся с ними, поздоровался первый. Сыновья Бэлла поклонились мне, а сам Бэлл руку протянул и показал место справа от себя, мол «присоединяйся». Так и поехали дальше уже строем, в колонну по два. Все определяется правилами или уставом, уж для чего что применится. Мы вот с Бэллом в ополчении взводные, он как и я в свое время в кавалерии в Валашском княжестве служил, разве что я чуть позже, он на десять лет меня старше. А в отставку уйдя, подписал обязательство осесть на рубеже Великой Степи, за что освобожден пожизненно и наследственно от всех налогов и податей, взамен лишь выступая буфером между лихими степняками и населенными землями княжества, прорваться куда кочевники спят и видят, вот там бы грабеж был хоть куда. Спят и видят, а наяву никак — Вольные поселенцы не пускают.
— А что, мастер Бэлл, не слышал, что за шум?
— Да вроде из Валаша какие-то люди прискакали, слышал тут краем уха. — ответил тот, хмыкнув в бороду. — Поднимают Вольных на поход в Степь.
— А почему они? — удивился я.
Такое редко бывает. Обычно нашествия и рейды степняков разъезды Вольных первыми обнаруживают, и уже затем мы гонцов шлем в княжество, предупредить о возможной опасности. Рейды мы отбиваем, но ведь иногда бывают и такие рейды, которые иначе как Нашествием не назовешь, и тут уже наших сил не хватить может. А вот так, чтобы известие о кочевниках шло из княжества… Это уже странно.
— Не знаю, мастер Арвин, сам поражаюсь. Но послушаем, что скажут. Все равно дело к учениям, так или иначе, а пора сотню собирать. В степи сушь, степняки для табунов корм ищут, так что от них что угодно ждать можно.
— Это верно, мастер Бэлл. — согласился я. — Думаю, что и разъезды бы в Степь дополнительные послать надо, и молодым опыт, и нам уверенность дополнительная.
— А что, верно, старосте сказать надо бы.
— Если о разъездах говорить, то он уже не староста, а сотник. — усмехнулся я.
— Верно говорите, мастер Арвин. — солидно кивнул Бэлл.