Рейс туда и обратно

— Что значит потребую? — усмехнулся Русов. — Она же в меню на завтра, и не вздумай заменить ее на пшенную кашу. — Кок вытаращил глаза, а Русов отступил к двери, быстро проговорив: — Мы тебя выдвигаем в победители соревнования, Петрович. — Толкнул дверь. — А завтра я тебе Шурика Мухина пришлю на подмогу да Танюшку Конькову...

Захлопнул дверь. На камбузе что-то грохнуло. Наверно, кок швырнул кастрюлю. Если это так, то завтра придет с актом на списание. Мол, как по кочкам везете. Посуда на палубу валится... Пускай только явится. Будет ему списание!

Э, а кто это еще в прачечной толчется? Русов открыл дверь: возле стиральной машины стояла Таня Конькова, а у обширного чана для прополаскивания белья возился Юрик. Таня улыбнулась; оттопырив нижнюю губу, сдула прядку, упавшую на потный лоб. Лицо у нее было розовым, распаренным, доверчивые синие глаза широко открыты. И Русов улыбнулся, а потом посмотрел на застывшего с бельем в руках Юрика, согнал с лица улыбку, строго сказал:

— Как это понять, Таня? Юрик, в чем дело?

— Да я чувствую себя прекрасно, — сказала Таня. — Вот честное слово! Вот, прошлась по каютам, насобирала у мальчишек бельишко...

— Я уже ругал ее, — виновато проговорил Юрик. — А она свое: не могу я без дела сидеть. Вот и помогаю ей, чтобы побыстрее управилась.

— Выстираем все, высушим, выгладим, подштопаю вещички, починю, пуговички пришью, — весело проговорила Таня. — Глядишь, и для меня времечко незаметно пролетит. Уж вы не сердитесь, а?

— Ну хорошо, хорошо. Юрик, ты уж последи, чтобы она не перетрудилась, — сказал Русов. — Заканчивай те работу, уже поздно.

Во многих каютах было темно и тихо, моряки спали, а другие стояли на вахте. Горел еще свет у боцмана, и Русов заглянул к нему. Был боцман не один, на низенькой скамеечке возле койки сидел Шурик Мухин, и Василий Дмитриевич показывал ему какие-то замысловатые морские узлы, вязал их неповоротливыми на вид, толстыми, но очень ловкими пальцами.

— А вот гафельный... Его надо вязать одной рукой, второй-то за рею надо держаться. А вот этот называется «полицейским», «каторжным». Видишь, две петли получаются? Черта с два такой развяжешь. Ну-ка, Тимоха, давай лапы.

— Шура, спать, — сказал Русов. — Ночью будешь зевать, как бегемот, у рулевой колонки. Шляфен, шляфен, юноша.

Конечно же, не спал и доктор, а точнее сказать, ждал прихода Русова. Удрученно взглянул на старпома, развел руками:

— Чего это он взъярился? Чего накинулся?

— А, плюнь, Толик! Ты что, в первом рейсе? Уходя в море, вся команда действительно становится как одна семья. Мы все сплачиваемся, сливаемся душами, становимся друг к другу заботливее, дружелюбнее... Что же сближает нас? Ожидание больших трудностей в борьбе с возможными ураганами, штормами, с самим Его Величеством Океаном. Одна задача стоит перед нами: выполнить план, рейс, уцелеть в этом плавании и вернуться домой... Не надоела тебе моя болтовня?

— Давай-давай. Что же происходит, когда курс судна проложен в родной порт? Кажется, наоборот — все позади, все трудности уже осилены, будь же добрее друг к другу, радуйся победе над океаном, жизни радуйся!

— Э, нет! Ты говоришь, все позади? Да, позади трудности рейса, позади тяжелейшие океанские испытания, а впереди — суша, семья, начальство... Отчеты, докладные, объяснительные... Страх.

— Страх? Перед кем? Перед чем? Кого и чего может бояться на суше матрос? Механик? Капитан?

— О, Толя. Матрос? Мало ли опасностей подстерегают его на суше! Ему хочется получить свои отгулы и отпуск, но он не знает, что отпуска из-за производственной необходимости ему могут и не дать, а у жены уже все спланировано: поездка к родственникам, на юг, такой долгожданный отдых вместе... Вот он и боится разного управленческого начальства, вот и появляется страх, а с ним замкнутость, отчужденность... Л кто-то стоит уже долгие годы в очереди на квартиру, и подходит его очередь, но что-то он сделал в рейсе не так, провинился, вот и боится, что отодвинут его с третьего места на десятое, и эта мысль терзает его, мучает! И человек изменяется, из доброго, общительного становится злым, раздраженным, легковозбудимым. А кто-то боится своей жены: обещал привезти штруксовый костюм; а купил транзисторный приемник, свою давнишнюю мечту, а кто-то кому-то шепнул, что ходит слух, будто его Сонечка не верна ему, и моряк с приближением суши терзается, все надо выяснить, узнать, и становится страшно, а вдруг это действительно так?

— А капитан? Чего и кого может бояться? Ну что он сегодня придирался ко мне?