Реинкарнатор

— Он что, должник? — недоуменно спросил один из братков.

— Он хуже, — отозвался второй, который был поинфор-мированнее. — Он, Колян, такое может, Кио рядом с ним не стоял!

— Ну, ты удивил, — флегматично отозвался первый. — Наш Киквидзон похлеще всякого Кио будет. Его уже четыре раза У БОП забирало, и каждый раз ментам извиняться перед ним приходилось.

— Ты, Колян, сравнишь хрен с пальцем! — возмутился его собеседник. — Какого-то Киквидзона с карначом равняешь. Ты Вову Виноградова из Уникомбанка знаешь?

— Банкира-то? — засмеялся первый бандит. — Знаю, конечно. Два раза из его банка людям проценты вышибал!

— И кто он сейчас?

— Как это кто? — удивился бандит. — Покойник, конечно! Его кадинцы еще по весне в Сарепте завалили!

— А этот его… эта… ре-ин-кар-ни-ровал, — едва не сломал язык собеседник и даже загордился, что вот эдак, без запиночки, произнес сложное и мудреное слово. — Хомяк он теперь!

— Тебе-то откуда знать? — недоверчиво прищурился товарищ.

— Оттуда! Мне баба, что с этим карначом работает, сказала, понял? Меня еще Абрамчик на нее нацелил, давай, Вован, слепи девочку. Я на нее в кабаках столько шампуни извел, залиться можно! Ух, жаркая цыпочка! Вот она-то мне и сказала. Иди, говорит, на рынок, там мужик в синей куртке хомяками торгует. Там, говорит, ты своего Виноградова и найдешь. Борькой, говорит, его теперь зовут! Прихожу на базар, точно — мужик суслаками торгует, и Виноград у него в клетке прыгает. Понял?

— Подумаешь! — засомневался собеседник. — Обыкновенная животина. Ты с чего взял, что это Виноградов?

— Узнал я его, — веско сказал рассказчик. — Вылитый Вован! И глазки так же бегают, и пузечко розовое. А когда я ему рубль металлический сунул, окончательно убедился. Он его обнюхал и рыло скривил. Ты ж помнишь, Вован к баксам привык, когда ему рублями платили, с ним приступы бешенства случались. Но жадный был, иной раз выпаивать из него деньги приходилось. Без паяльника он с братвой и разговаривать не хотел! Вот и в этот раз, на базаре, посидел схарей недовольной, покривился чуть, видит, что баксов не будет, хвать рубль лапкой и за щеку!

— И где же он теперь?

Бандит радостно и победно заулыбался, сверкая фиксой:

— Купил я его! Теперь он у меня в клетке живет. Гнездо, подлюга, баксами выстелил, пшеницу только твердых сортов жрет, а рис ему только индийский подавай, длинненький такой. Вечерами приду домой, возьму клетку на колени, он на меня из-за решетки глядит и попискивает. А я ему и говорю: «Что, Вован, несладко на шконке? Не, братила, от зоны так просто не уйдешь!»

— А на фиг он тебе? — удивился собеседник. — Ты что, хомяков разводить собрался? Бандит пожал плечами.

— Не знаю. А все-таки приятно иметь ручного банкира, братан.

Борис Романович, независимо помахивая купленной в киоске газетой, прошел мимо них.

— Не он? — проявил бдительность владелец хомяка из банкиров.

Его напарник сверился с фотографией.

— Не, братан, у этого волосы длиннее и нос немного не такой. И одет этот в другие шмотки.

Спрятав фотографию, браток попытался как можно умильнее и нежнее улыбнуться приближающимся милиционерам, словно собирался заговорить с ними о погоде, рыбалке и прочих прелестях жизни. Дверь в офис была приоткрыта. Леночка, сосредоточенно выпятив губки, подрисовывала их специальным карандашом. «Ох разберусь я с тобой, — подумал Даосов. — Ладно, что спишь с бандюками, профессиональные тайны зачем им выкладывать?!»

Леночка словно почувствовала, что «мудрый сенекс» не в духе, и благоразумно убрала карандаш и зеркальце в сумочку.

— А вам уже звонили, — сообщила она. — Давид Абрамович по поводу тещи, из приемной мэра и этот… — она заглянула в блокнотик, — Бородуля. Грозил, что вы ему за сломанный палец по полной ставке заплатите. Вы что, действительно ему палец сломали?

— Несчастный случай на производстве, — отшутился Борис Романович. — Этот Бородуля, милая Леночка, работник ножа и топора. Романтик, понимаете ли, с большой дороги. Кстати, там, у входа, его товарищи вахту несут. Выгляньте, нет ли среди них ваших знакомых, милое дитя.

— У меня среди бандитов друзей нет, — гордо сказала Леночка, но в коридор все-таки вышла. Вернулась она смущенная и притихшая. На Даосова верная сподвижница старалась не смотреть.

— Ты сказала, что из мэрии звонили? — поинтересовался Борис Романович. — Не сказали, чего хотели? А то ведь слышал я, что с ребенком у нашего мэра не все в порядке. И Неплавный мне на его супругу жаловался. Чересчур боевитая, говорит, все зеркала ему в доме побила.

— Не знаю, — дернула плечиками Леночка. — Про ребенка никто ничего не говорил, а вот референт мэра в одиннадцать заедет. Они сначала вас хотели вызвать, но я им сказала, что у нас приемный день. А референт этот сказал, что тогда он в одиннадцать заедет.

— Охохонюшки. — Даосов встал и прошелся по кабинету. — Вот так-то, девонька, любовников тоже надо выбирать умеючи!

Верная сподвижница густо покраснела.

— Один раз всего и было, — кусая губки, сказала она. — В «Окопе» Дома офицеров. Не надо мне, дуре, было «Кровавого Мартина» после шампанского заказывать!