Рейхов сын

- Отдыхать в прок? - Кудрин осторожно опустился на стул и отставил костыль в сторону. - Это можно. А что ты там такое читаешь?

Курт заложил книгу указательным пальцем и продемонстрировал мальчику обложку.

- Ахим фон Арним, «Бедность, богатство, преступление и искупление графини Долорес». - прочитал Гена. - Интересно?

- Ну… - на лице Бюнделя отразилась внутренняя борьба между формулировками «фигня» и «фигня первостатейная».

- А чего тогда читаешь? - удивился парень.

- А это он на нашу сестру милосердия, Виорику Стан, пытается впечатление умного произвести. - подал голос с соседней койки санитётерфельдфебель Северин. - Она как раз сейчас зайти должна была, вот бедняга и терзается этим, с позволения сказать, чтивом.

- Мужчина должен выглядеть в глазах девушки немного лучше, чем он есть на самом деле, Ганс. - парировал оберягер. - А это, - тут он постучал указательным пальцем левой руки по обложке, - классика немецкого романтизма.

- Ну да, девушки любят романтику. - глаза Генки смеялись.

- Конечно. - согласился Бюндель. - Ты же на свидании девушке цветы даришь, а не аптечные изделия в коричневой бумаге (3), хотя за ради их применения ты её и позвал.

Кудрин, который с девушкой еще и не целовался-то ни разу, густо покраснел.

- Нет, ты не романтик. - вздохнул Северин. - Вот откуда такой цинизм? Я понимаю, у меня, медика, но у тебя…

- Это не цинизм, а здравый прагматизм. - парировал Курт.

Дверь в палату отворилась, и на пороге появился, в сопровождении хорошенькой медсестрички, оберлейтенант Дитер фон Берне, в накинутом поверх формы белом халате.

- Доброе утро, бойцы. - поприветствовал он всех троих и, бросив взгляд на книгу, которую Бюндель все еще сжимал в правой руке, укоризненно добавил: - Лучше б ты Устав также учил, герр Стетоскоп.

«Вот на кой черт надо было при Виорике мое прозвище вспоминать?» - раздраженно подумал Бюндель.

«Заставит учить Устав всех троих», печально подумал Северин.

Берлин, Вильгельмплац, 8-9

30 марта 1940 года, 10 часов 00 минут

- Тэк-с, ну - с этим мы разобрались. - доктор Пауль Йозеф Геббельс отложил в сторону очередной лист бумаги. - Что у нас есть для завтрашнего воскресенья и начала следующей недели? Фриче, давайте начнем с вас.

Начальник IV отдела Имперского министерства народного просвещения и пропаганды, отвечающего за прессу, бросил быстрый взгляд в подготовленные материалы.

- Закончена эвакуация в Румынию остатков первого батальона сотого горного полка. В нем выбито, убитыми и ранеными, три четверти личного состава. Для сектора иностранной прессы уже подготовлены публикации о мужестве и самопожертвовании немецких горных стрелков. А вот сектор внутренней прессы по этому поводу в затруднении - только статья о том, что для раненых солдат предоставлены лучшие госпитали и клиники Бухареста, но это уже пас нам от ведомства Риббентропа.

- Что ж вы так? - усмехнулся уполномоченный фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческим воспитанием НСДАП, и глава Центрального исследовательского института по вопросам национал-социалистической идеологии и воспитания, Альфред Розенберг, сильно недолюбливающий лично Геббельса, и переносивший это свое чувство и на всю команду «министра правды».

- Я же говорил, герр рейхсляйтер. - Ганс Фриче пожал плечами. - Потери там чудовищные.

- Да, про потери нам не надо… - задумчиво произнес Геббельс. - Про потери, это нехорошо… Фриче, герои там есть?

- Да они там все герои, герр рейхсминистр. - ответил тот. - Удерживали перевал полдня против целой… - начальник IV отдела вновь бросил взгляд в свои пометки… - целой дивизии.

- Но ведь такое невозможно, без нужной организации и подготовки, верно? - поинтересовался Геббельс, и дождавшись утвердительного ответа, продолжил. - Значит один герой для статей у нас уже есть, так?

- Их командир, майор Шранк? - Фриче сделал пометку карандашом. - Полагаю, командиры рот тоже…

- Видите, как просто? - улыбнулся Геббельс. - Кто-то еще отличился? Я имею в виду - особенно.

- Пожалуй… да. - осторожно отозвался Фриче. - Фаненюнкер Инго Ортруд командовал наблюдательным постом, представлен к нарукавной ленте «Турция». (4) Или, вот! Незадолго до начала боевых действий батальон подобрал и выходил единственного спасшегося с советского парохода, подвергшегося бомбардировке британцев. Подросток, воспитанник интерната. Из-за плохого понимания русского, при оформлении аусвайса записан как Гейнц Гудериан и оформлен, для постановки на довольствие, как кандидат в егеря.

По кабинету раздались смешки присутствующих - некоторые сотрудники министерства были в курсе «безумной переписки» Гудериана и фон Браухича.

- Во время боя мальчик уничтожил до отделения пехотинцев и танк. Представлен к знаку «За ранение», рассматривается возможность награждения Железным крестом.

- Ну вот, вот же! - воскликнул Геббельс. - Можете, когда захотите! Дайте статьи во всех газетах уже в это воскресенье! Германия должна знать своих героев.

- А вас не смущает, - подал голос Розенберг, - что мальчик, в некотором роде, русский?