Рейхов сын

Ко всем прочим неприятностям, час назад чем-то перебило телефонный провод, и теперь Ортруд, словно в славные, но очень уж технически слаборазвитые времена Фридриха Великого, вынужден был отправлять сообщения с вестовыми. Некоторые из них возвращались, а некоторым… не везло.

Кудрина Инго берег. Во-первых, дите же еще. На свои пятнадцать с половиной русский недокормыш не выглядел ну никак. Во-вторых, глазастый оказался, черт. Ни одного шевеления со стороны врага не упускал. Но наступил все же такой момент, когда их осталось всего двое, а доставить сообщение надобно было срочно.

- Гейнц, срочно беги к расчету орудия номер два. - приказал Ортруд. - Скажи, их с левого фланга обходят. Два отделения, может больше.

И Генка побежал. Да вот только добраться никак не получалось. Стреляли.

Шумно выдохнув и открыв глаза, Гена выглянул из-за разбитой бронемашины, не целиком, так - одним глазком, проверяя, свободен ли путь, да так и обмер. До цели было метров пятьдесят. Долгих пятьдесят метров. А примерно вдвое ближе, чуть в стороне, но все равно - почти что ровно посредине между ним и пушкой, залегли укрывшись за камнями с десяток английских солдат, явно приготовившихся к атаке.

В книжках, которые Генке приходилось читать, всегда о таком писалось как-то… возвышенно что ли. «Ледяные лапы страха сжались на его сердце…» или «Ужас сковал его члены…», и в таком вот роде. Сам же Генка скорее мог охарактеризовать свое состояние как «обосраться с перепугу можно». Это, конечно, не так красиво, зато очень точно.

Трясущимися руками он сорвал с пояса гранату, и начал отвинчивать колпачок в нижней части гранаты - капсюль-детонатор был вставлен под чутким присмотром Ортруда еще до первого налета. Колпачок откручиваться не желал ни в какую. Наконец до парня дошло, что он, с перепугу, крутит не в ту сторону, и снять упрямый колпачок удалось. Из рукоятки выпал белый фарфоровый шарик на шелковом шнурке.

«Дергать энергично, дергать энергично», повторял про себя, как верующий молитву (сам-то Генка, выросший в прогрессивном социалистическом государстве, относил себя к атеистам), мальчик. «Энергично…»

Граната с выдернутым запальным шнуром улетела в сторону англичан, и парень, от досады и злости на себя, закусил губу до крови. Перелет!

Слова, которые он по этому поводу выпалил шепотом, безбожно скрещивая немецкий с Великим и Могучим, советскому пионеру знать ну никак не полагалось.

И тут, неожиданно, злость вытеснила из мальчишки страх. Злость на этих англичан, которым он ничегошеньки не сделал, но которые хотят его угробить, да и чуть не сделали это на пароходе, злость на себя, так неудачно бросившего злополучную гранату, на собственную трусость и дрожащие с перепугу руки и ноги, да и на так и не взорвавшуюся через положенные пять секунд гранату в придачу. Генка перевел свой пистолет-пулемет на стрельбу очередями, и собрался стрелять по британцам, которых так и не заметили артиллеристы, увлеченно лупящие по приближающемуся танку.

И тут англичане рванули в атаку. Генка выскочил из-за бронеавтомобиля, вскинул MP.41… и граната, до которой добежали палящие из всех стволов «томми» наконец взорвалась - через долгие полминуты после того, как Кудрин выдернул запальный шнур.

Гена все же выпустил очередь по врагам, практически одномоментно со взрывом. Может в кого-то и попал, а может всех посекло осколками - этого он не знал, однако же ни одного из атаковавших немецкие позиции англичан в стоячем состоянии парень больше не наблюдал. Генка от удивления даже застыл на несколько мгновений, этаким памятником самому себе. И совершенно напрасно.

Несколько пуль цокнули по камням и броне подбитого OA vz.30 почти одновременно, затем Генка почувствовал тупой удар в левую ногу, миг спустя понял, что та его больше, отчего-то, не держит, а сам он падает, грохнулся, едва не выпустив из рук пистолет пулемет, и с изумлением уставился на свою левую штанину, по которой стремительно расползалось кровавое пятно.

«Это что, меня ранили? - как-то отстранено удивился он, - Надо до артиллеристов доползти, у них аптечка, наверное, есть. А может не ранили? Не больно ведь…»

Боль, тянущая и выматывающая, пришла чуть позже, когда он полз к позиции горного орудия. Полз, превознемогая и боль, и головокружение, и подступающую сонливость, и «черных мух» перед глазами. Полз, так и не выпустив из рук пистолет-пулемет. Не потому, что боялся утратить личное оружие - толку-то было с него без патронов, - а потому что просто не догадался бросить этот тяжелый мешающий ему передвигаться предмет.

«Интересно, а почему они не стреляют? - подумал он, добравшись наконец до цели, и пытаясь перелезть через бруствер. - А вот почему… Убили всех… А спусковой шнур-то натянут. Не успели бабахнуть напоследок ребята».

Генка подполз к орудию и сел, прислонившись к ящику со снарядами.

«А кто же меня теперь перевяжет?»

Почти минуту Кудрин тупо оглядывал окружающее пространство, из последних сил борясь с обмороком. Внезапно лязг и рычание мотора пробилось к его сознанию через уши, словно заложенные ватой.

«Это что? Ой, танк…»