Полк стоял вдоль речушки, протекающей в зарослях кустарника. Я подошел к пологому берегу помыть руки. Разулся и, блаженствуя, подержал ноги в мутной грязной воде. Грязной, но прохладной. Приятно. Огляделся вокруг: на том берегу – и справа, и слева – стояли афганцы и поили скот, женщины полоскали белье, мылись. На нашем берегу солдаты умывались, стирали носки, портянки. И то, что сверху по течению воду пили овцы, нисколько не смущало женщин, невозмутимо стирающих белье.
Я вернулся к машинам, офицеры и прапорщики роты стояли кружком и о чем-то оживленно беседовали, громко смеялись.
– Над чем ржем, отцы-командиры? – предчувствуя, что надо мной, поинтересовался я у толпы.
– Над тем, как ты саблю трофейную сломал, – ответил взводный Эдик.
– Вот смеху-то было бы, если бы тупой Бронежилет нас там завалил.
– Это точно. Тебе нужно держаться подальше от Грошикова, – улыбнулся Острогин.
– Насколько подальше? На дальность прямого выстрела из АКМ или на пушечный выстрел?
– Ну, что-то близкое к пушечному выстрелу. Главное, чтоб он по ошибке вертушки не навел. Ха-ха, – засмеялся командир ГПВ, – ему еще полгода служить, так что все это время ты в зоне повышенного риска.
– Да уж точно! Он в меня стреляет чаще, чем «духи»!
– Эй, солдат, – окликнул Эдуард Свекольникова, – водички принеси. Бегом!
Довольно неприятный тип этот Эдик. Грубый и хамоватый с солдатами, наглый и надменный с офицерами. Ярко выраженный карьерист, по трупам пойдет. Здоровый, как буйвол, с широким торсом и мощными руками. «Супермен» хренов.
Солдатик очень быстро вернулся с фляжкой и протянул ее командиру взвода. Грымов сделал три больших глотка и сморщился. Передал фляжку Острогину, Серега взял ее и собрался было глотнуть. Но не успел.
– Витька! А ты откуда воду принес? Не из речки случайно? – заорал на него я.
– Из речки, – глупо улыбнулся солдат.
– Н-да, там ты видел, какая вода течет?
Острогин с фляжкой в руке молча и тупо смотрел на бойца.
– Видел, – ответил чумазый Свекольников.
– Ну, какая она? – спросил Сергей угрожающе.
– Грязная…
– А какого же черта ты ее набрал и пить даешь? Эдик, в речке той и ноги моют бойцы, и носки стирают, а местные скотину поят и белье стирают. Сплошной гепатит с холерой вперемешку.
Эдик мгновенно стал белый как мел.
– Убью! Убью, гад такой!
Солдата как ветром сдуло от греха подальше.
– Итак, Эдик, выбирай: малярия, гепатит или холера, – засмеялся техник.
Острогин, все еще державший фляжку в руках, зашвырнул ее в кусты.
– Серега, не разбрасывайся ротным имуществом, – крикнул весело Грошиков, – болеть ведь не тебе же!
Болеть, действительно, пришлось не Острогину. Болеть пришлось Эдику. Болеть долго и серьезно. Гепатит оказался очень «жестким», в тяжелой форме. Витькина ли фляга воды свалила его, или в горах зараза прилипла – неизвестно, но только на пару месяцев взводного мы лишились. И так с офицерами в роте был постоянный некомплект, настоящий проходной двор, а тут еще такая нелепость.
Больше всего страдал Свекольников: боялся возвращения лейтенанта, переживал и мучился от того, что выступил в роли «отравителя», и от страха расплаты, которая может наступить после выписки из госпиталя офицера.
Мы же отнеслись ко всему философски. А может, Грымову повезло. А то завалили бы вдруг «духи» за эти месяцы. Мишенью-то Эдик был уж очень большой и приметной.
Проклятые черные горы
С каждой минутой я все больше и больше ненавидел идущего впереди меня сержанта. Парень был из тех, на ком «природа отдыхала». Маленького роста, рыжеватый, с веснушками, которых хватило бы на пятерых, с торчащими ушами, кривоногий. Вещмешок отвис и при ходьбе стучал ему по заду, сапоги явно на пару размеров велики, и поэтому он шлепал ими, запинался, спотыкался. Мы с ним все больше отставали от роты, уходящей быстрее и быстрее с хребта в район, где стоит наша техника. Автомат у бойца висел на одном плече, на другом он нес ствол от пулемета НСВ «Утес».
Силуэты солдат начинали таять в раскаленном мареве воздуха. Разрыв между нами и ротой все увеличивался. Два часа я его подгонял пинками и матами, но это помогало все меньше, скоро нас нагонят «духи», и тогда нам крышка, как только они выйдут на прицельную дальность, так здесь мы и ляжем.
Умирать сегодня не хотелось.
– Эй, сержант, отдай ствол, а то скоро умрешь совсем. И какой «козел» поставил тебя учиться в учебке на пулеметчика? – хрипло проговорил я.
– Я не виноват: куда послали, там и служил, – ответил сержантик.
В глазах его была затравленность, переходящая в ужас, он начинал понимать гибельность нашего положения.
Связи у нас нет, рота быстро движется к технике, а я и этот «осколок» ползем, как черепахи.
Как всегда, в мою задачу входит собирать, подгонять и выводить отстающих доходяг. Сейчас мне достался молодой сержант из гранатометно-пулеметного взвода Юра Юревич. Это его первый рейд.
– Товарищ лейтенант, я не виноват, это старшина дал мне таки велыки сапоги. Я ему говорыл, что они хлябают, а он сказал: других няма.
– Ладно, «бульба» недоделанная, хватай автомат и бегом, как можешь.