Рейдер

Заумность фразы надолго перемыкает Катрин. Она молча слезает в кобылы и, ковыляя вразвалку, потому что растерла в седле бедра, на ходу умело забирается в кузов фургона. У ее родителей был такой же. Продали его по прибытию, чтобы купить рокер. Я снимаю седло с Бетти, переношу на Буцефала, а взамен нагружаю на нее мешок с барахлом. Нагнав фургон, привязываю к задку повод кобылы и приказываю жене присматривать за ней.

15

Сан-Франциско за три месяца, что я в нем не был, стал еще больше. В основном разросся за счет хибарок, палаток и шалашей на окраинах. Эти окраины носили поэтические названия: Счастливая долина, Веселая долина и Довольная долина. Почти все дома в центре — это казино, публичные дома, рестораны или гостиницы. На Кредитной улице, спускающейся к морю, преобладают банки и магазины. Когда едешь по Сан-Франциско днем, кажется, что попал в город женщин. Мужья зарабатывают на жизнь, причем по большей части вдали от семей. Жены тоже зарабатывают, как умеют. Проституция здесь считается не грехом, а платной помощью ближнему своему. На улицах много детворы, предоставленной самой себе. Количество судов на рейде увеличилось сотен до трех, если не больше. Отдельно стоят пять военных парусных корабля под американскими флагами: «Огайо», «Уоррен», «Дэйл», «Лексингтон» и «Саутгемптон». Говорят, со всех пяти вряд ли наскребешь экипаж на один корабль. Оставшихся матросов на берег не отпускают, потому что сразу сбегают на прииски. Такая же ситуация и с торговыми парусниками. Большая их часть стоит без экипажей, превращенными в гостиницы или склады. Говорят, стотонную шхуну можно купить за тысячу баксов. Только что потом с ней делать?! Работают только пароходы. На них требуется меньше людей, платят до ста долларов в месяц, и, главное, в отличие от парусников, которые уходят надолго, а то и навсегда, пароходы работают на коротких линиях, одним из пунктов которых является Сан-Франциско. Новички устраиваются на них, чтобы заработать на «комплект старателя», после чего отправляются на Американскую реку и ее притоки. Через залив в пока что деревушку Окленд ходит три раза в день паром, сокращая на сутки время в пути до мечты.

На деревянном причале на сваях, который заливало при каждом приливе, я и решил, чем буду заниматься дальше. Поспособствовали этому два черноусых молодых эквадорца в сомбреро размером с тележное колесо, коротких черных кожаных безрукавках поверх белых несвежих рубах, повязанных на шее разноцветными и очень яркими шейными платками, коротких черных штанах вроде бы из хлопка и черных сапогах с позолоченными шпорами, громко звякающими при каждом движении ног. Одежда и обувь, за исключением рубах, были украшены бахромой из золотых прядей даже там, где я бы сроду не додумался. Они обсуждали вчерашний проигрыш в казино, ругаясь при этом, как погонщики мулов. Я заметил, что латиноамериканцы считают деньги своими кровными врагами, поэтому пускают их в расход без смысла и пощады. Синьорам хотелось поиграть еще, но не было наличности.

— У меня есть двенадцать фунтов кофе, оставлял для себя, — сообщил один. — В казино его купят.

— Лучше отнести в лавку, больше заплатят, — предложил второй.

— Синьоры, извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, но мне как раз нужен кофе, — сказал я на испанском языке. — Моя жена обожает кофе!

Жену упомянул, чтобы сбить цену. Мачо должен с пониманием относиться к желаниям не только своей женщины, но и женщины другого мачо. Сторговались быстро, потому что парни спешили продолжить праздник. В Мормонском лагере фунт кофе в бобах стоил унцию золотого песка, в лавках Сан-Франциско — в два раза дешевле, а мне двенадцать фунтов обошлись в пять унций. Следующим моим шагом была покупка фургона, не нового, но в приличном состоянии, за двадцать пять унций золота или четыреста долларов. Оставив на дело три килограмма золота, остальное положил в «Банк Нью-Йорка». В Сан-Франциско есть офисы нескольких банков, мексиканских, испанских и североамериканских. Я выбрал этот потому, что помнил, что «Банк Нью-Йорка» доживет до двадцать первого века и прославится отмыванием русских денег. Сейчас они занимались переводом намытого золота в американские доллары по курсу шестнадцать за унцию. На моем счете, с учетом приданого жены, стало четырнадцать с половиной тысяч долларов. Как мне рассказал капитан Роберт Вотерман, за такие деньги на Восточном побережье можно купить бриг тонн на триста-четыреста, не новый, но не требующий срочного ремонта, а в Сан-Франциско из застрявших на рейде, как я узнал — два или даже три таких.