Рейдер

У двух ирландцев дела идут не лучше, чем у меня. Если учесть, что Бернард Маклафлин постоянно находит повод, чтобы не разработать слишком быстро, вдвоем они добывают не намного больше меня одного. Зато у французов получается лучше. Вкалывать они умеют. На мои четыре ходки с тазом у них получается по пять на каждого. К тому же, время от времени оттуда доносятся радостные крики: попалась добыча крупнее песчинки. Услышав эти крики, ирландцы на время бросают работу и тихо матерятся.

— Вы бы придержали эмоции, а то ирландцы умрут от зависти! — как бы в шутку посоветовал я французам, с которыми у меня, благодаря знанию языка и отсутствию общей границы, прекрасные отношения.

— Пошли они к черту, английские собаки! — ответил Пьер Бланк, старший из французов, бывший печатник, оставивший на родине жену и четырех детей.

Обычно католики-французы хорошо относятся к католикам-ирландцам, считают своими естественными союзниками против англичан, но это до тех пор, пока их разделяют Ла-Манш и Кельтское море. Как только приходится жить рядом, ирландцы сразу превращаются для французов в ненавистных англичан.

К полудню я выматываюсь так, что еле доползаю до палатки. Перекусываю лепешкой и водой с каплей вина. Готовить нет сил, а вчерашняя утка уже бы протухла на такой жаре. Я заползаю в палатку. Там тень, и кажется, что немного прохладнее, чем на открытом воздухе. Вырубаюсь мигом. Снится всякая ерунда, но не золото. Даже во снах я не становлюсь сказочно богатым.

Часа через два выползаю из палатки, умываюсь в реке холодной водой и возобновляю работу. Мормоны и французы уже трудятся. Ирландцы спят. Я успеваю промыть два таза, когда они выбираются из своего шалаша и начинают ругаться, потому что собирались проснуться раньше меня. Французы не служат им примером.

Перед заходом солнца я обычно прекращаю работу и отправляюсь на охоту, чтобы добыть на ужин что-нибудь к кукурузным лепешкам, но завтра воскресенье, выходной. Следую сюда, я, как атеист, готов был плюнуть на христианскую традицию и поработать без отдыха, но, с трудом дотянув на прииске до первого выходного дня, решил, что придумали его умные люди. Я замешиваю пресное тесто и жарю лепешки на смальце, который уже обзавелся душком. Они будут моим ужином и завтраком. Утром добуду что-нибудь мясное и отъемся. Сапоги насаживаю на палки, воткнутые в землю у костра, а на две другие, наклоненные, вешаю мокрые портянки, чтобы просохли хотя бы частично. Ноги быстро отогреваются и приобретают чувствительность, поэтому обуваю сандалии и мысленно благодарю Эсмеральду Домингес. Ходить босиком, как мои соседи с обеих сторон, так и не привык.

Судя по ароматам, французы варят что-то вкусное. Они втроем тратят на еду меньше, чем два ирландца, но при этом питаются лучше. Бернард Маклафлин и Стив Бэрк готовят редко. Вечером они обычно отправляются к Саре Флинт, у которой можно съесть тарелку бобов с салом и лепешкой всего за доллар, а в удачный день и по субботам — в лавку Фредди Беркли, где за унцию золота можно купить бутылку виски или рома, за два доллара — фунт вяленой говядины и за доллар — фунт хлеба или полтора фунта сухарей. Вернутся ирландцы пьяными и счастливыми, будут долго орать песни и цепляться к французам, пока не вырубятся. Семейство Нэш поужинает и отправится на сходняк, где будет хором петь молитвы. Поскольку мормонов здесь пара сотен, их пение, вне зависимости от желания, будет слушать весь лагерь. Уверен, что мормоны считают это частью своей просветительской работы — несут в массы верное учение. Их вариант христианства, как по мне, наиболее правильный, что ли. Они не пьют, не курят, много работают и приветствуют многоженство. Последний пункт наиболее привлекателен. От количества жен не меняются уровень напряга и количество потраченных денег, но появляется разнообразие. Достаток и большое количество детей — главный у мормонов признак верного служения богу. Уверен, что в двадцать первом веке они станут последним оплотом разлагающегося «западноевропейского мира».

Пока жарятся лепешки, я перебираю дневную добычу пинцетом, купленным за три доллара, хотя цена ему от силы центов десять. Сегодня мне повезло: попался самородочек весом грамм восемь. Точнее сказать вес не могу, потому что самая маленькая гирька у меня на четверть унции, а самородок ее малехо перетягивает. В итоге получилось почти пол-унции, что для меня хороший результат. В предыдущие дни набирал меньше. Надо будет и завтра поковыряться в том месте на берегу, где нашел самородок. Вдруг там жила. Наткнуться на жилу и, намыв сразу несколько килограмм, сказочно разбогатеть — мечта каждого старателя. Время от времени такое случается, и тогда весь Мормонский лагерь обсуждает это событие дня три и работает азартнее.