Так вот, с женщинами проблем не было. Нельзя сказать, что Виктор менял их как перчатки, да и новый роман начинал, только закончив с предыдущим. Церковь, конечно, на такие вот грешки смотрела косо, но тоже в меру, потому как в этом плане Виктор вел себя подобно большинству феодалов, то есть, по местным меркам, вполне нормально, в пределах, так сказать, нормы. Ну вполне естественным всем казалось, что благородный господин в меру сил улучшает породу местных крестьян, хотя бастардов у Виктора, как ни странно, не было. Может, он даже и поскромнее многих вел себя, а по сравнению, например, с лордом Дарти, ближайшим соседом, и вообще как ангел. Лорда этого, эстета с замашками садиста, Виктор в свое время повесил на воротах его собственного замка, и не последнюю роль в столь суровом решении сыграл вид его последней жертвы, которую Виктор увидел совершенно случайно.
Эйзел в жизни Виктора возникла случайно — во время очередного похода в разрушенном, горящем замке решившего поиграть в сепаратизм маркиза Виктор увидел под обломками медленно занимающейся огнем конюшни придавленное женское тело. Он тогда приподнял рухнувшую крышу, это было для него нетрудно, и кто-то из спецназовцев выдернул из-под обломков девушку, почти девочку, в небогатой, но добротной одежде. У нее были сломаны обе ноги и наблюдалось легкое сотрясение мозга, однако жизни ничего не угрожало. Поэтому, когда покидали замок, Виктор хотел оставить ее на попечение местных крестьян, но кто-то из них узнал в спасенной незаконнорожденную дочь того самого маркиза. Подумав, Виктор решил прихватить ее с собой и показать королю — вдруг того заинтересует пленница.
Короля, вопреки предположениям, добыча Виктора не заинтересовала. Куда больше его интересовал оставшийся бесхозным, хотя и сильно пострадавший, замок — и маркиз, и его сыновья погибли в бою, а дочь, да еще и незаконная, была величиной даже не стремящейся к нулю, а едва ли не отрицательной. Корень из минус единицы, так сказать.
Ну не бросать же девчонку, оказавшуюся бесхозной и никому не нужной? Виктор приказал отвезти ее в свой замок и подлечить — мало ли, может, на кухне пригодится или еще что. Отца она, как Виктор успел узнать, не любила, скорее тихо ненавидела. Причины он выяснять не стал, ему было достаточно того, что кинжал в спину никто из его людей не получит, поэтому и никаких ограничений на ее свободу он накладывать не стал. Девушка, выздоровев, вполне органично вписалась в жизнь замка, к тому же она была не то чтобы красавицей, но вполне симпатичной, и закономерно, что примерно через полгода она оказалась в постели Виктора. Надо отдать ей должное, она, в отличие от остальных, ничего не просила для себя. Возможно, действительно любила — Виктору было все равно, еще одна женщина в длинной череде мимолетных связей. А потом Виктор улетел…
Всего за пять дней до возвращения Виктора Эйзел родила дочку и умерла — открылось внутреннее кровотечение, которое местные коновалы остановить не смогли. Ребенок пережил мать на пару часов. Как рассказали Виктору, она ни с кем не встречалась, ждала его и никому до последнего не рассказывала о своей беременности, а Виктор вдруг ясно понял, что, если бы он вернулся чуть раньше, ее бы спасли. И ребенка, наверное, тоже — для оснащенного по последнему слову медицины медотсека крейсера не было ничего невозможного. Уж если рак на последней стадии лечится и вакцину от любой болезни, от того же СПИДа, например, за два часа синтезировать можем, то со сложной беременностью справиться сам Бог велел.
— Где?.. — только и прохрипел Виктор. Жак, однако, понял и отвел его на кладбище. Там Виктор провел весь день, и никто не осмелился приблизиться к одиноко сидящей у могилы фигуре, сгорбившейся, молчаливой и от того еще более страшной.
Когда Виктор вышел с кладбища, никто не смог бы сказать, что это — человек, только что переживший горе. Вновь спокойный, подтянутый, с выверенными движениями… Хищник! И только те, кто знал его очень давно, смогли разглядеть, насколько он изменился. Но они, естественно, промолчали.