Рейд во спасение

– К тому же, – уточнил Азазель, – у этого ребенка есть родители. Прекрасные и добрые. Правда, сынишка у них родился дебилом… нет, идиотом. Какой-то генетический сбой. Разницу между дебилом, имбецилом и кретином знаешь? В общем, идиотия – это самая крайняя степень дурости. Даже ниже животного. Ел только с ложечки, срал прямо в штаны… Я бы такого за ногу и головой о стенку!

Михаил поморщился.

– А как к его идиотии… родители?

– Нянчились с ним до пяти лет, – ответил Азазель брезгливо. – А потом у него, как говорят врачи, в голове что-то восстановилось, срослись какие-то порванные или недостающие связи. В общем, стал не только нормальным, но подрос и пошел в первый класс, где теперь самый старательный и успевающий в школе. Учителя не нахвалятся.

Михаил пожал плечами.

– Ты сам говорил, люди живучи.

– Да, – согласился Азазель, – такое бывает. Но когда две странности в одной семье, это настораживает.

Михаил зевнул, сказал со вздохом:

– Я уже насторожился. Как бы почти.

– Полгода назад у его матери обнаружился рак желудка, – сказал Азазель.

– Среди людей это обычность, – заметил Михаил. – Печально, однако…

– В четвертой степени, – продолжил Азазель. – Метастазы проросли везде, даже в обоих полушариях мозга. Ни операция, ни химиотерапия уже не помогли бы…

– Ну-ну?

Азазель посмотрел строго и произнес раздельно и четко:

– Как сказали потом врачи, она усилием воли сумела мобилизовать защитные силы организма! Иммунная система, что до того не распознавала раковые клетки и принимала за свои, здоровые, вдруг на последнем издыхании рассмотрела наконец-то гадов, набросилась люто и за пару недель растерзала всех до единой! Бедная женщина едва не умерла от перегрузки печени и почек, которым приходилось перерабатывать и удалять все эти отходы.

Михаил смотрел с интересом.

– И этот случай не уникален. Я читал о подобном в твоем же Интернете.

Азазель взглянул на него исподлобья.

– Для глуховатых могу повторить. Оба случая не уникальны. Хотя и приходятся на три с половиной миллиона человек и на восемь миллионов каждый. Но, по моим базам данных, это первый случай, когда сходятся в одной семье.

– Когда-то да должно было такое случиться.

Азазель кивнул.

– Да, ты прав. И обезьяны могут напечатать «Войну и мир». Верю. Но если мне скажут, что вон там это случилось, я как-то не побегу смотреть на это вполне вроде бы вероятное чудо.

– Ты это к чему?

– Я все-таки, – сказал Азазель суховато, – проверю. Я как бы атеист, в чудеса не верю.

Михаил кивнул, дотащился до дивана, чувствуя себя безмерно уставшим. Жизнь среди людей выматывает бешеным ритмом, постоянно что-то происходит важное или опасное, сердце то почти засыпает, то колотится так, что вот-вот разнесет всю грудную клетку, а та мощь, которую удается взять от антисфирот, испаряется как бы сама по себе, даже когда он вот так лежит на диване.

Он, правда, не лег, у людей это считается чем-то неподобающим, только самый что ни есть плебс от кормушки сразу на диван, а сильные люди, что двигают мир, постоянно в работе, но сейчас пугает само это слово…

От большого настенного экрана донесся бодрый голос Азазеля:

– Судя по всем данным, в их семье все благополучно. Даже очень. Вот фотографии, а вот и сам парнишка.

Михаил повернул голову, Азазель двигает жестами по экрану фотографии мужчины и женщины, еще достаточно молодых, у обоих хорошие открытые лица, доброжелательный вид, таких каждый хотел бы в соседях, а еще несколько фотографий ребенка, начиная с младенца в пеленках.

С первого взгляда видно, что с ним не в порядке: застывшее лицо, все без улыбки, а все родители стараются ухватить для съемки момент, когда младенец улыбается.

Еще несколько таких же фото, а потом пошли чаще, где-то лет с пяти, живое улыбающееся личико, любопытные глазки, ходит и бегает по комнате, держа в руках игрушки.

Не поворачиваясь, Азазель сказал неторопливо:

– Но все-таки, все-таки… Надо взглянуть.

– Я с тобой, – вяло сказал Михаил.

Азазель посмотрел в его сторону с пренебрежением.

– А ты на что-то годен?

– Пара глотков из антисфироты, – заверил Михаил, – и снова на белом коне. Но могу и на черном, у меня он все равно белый.

Азазель покачал головой.

– Есть еще душевная усталость, она опаснее. Никакими быстрыми углеводами не убрать. В тебе душа Макрона, не забыл?

– Тогда… как?

– Либо отлежаться, – отрубил Азазель сурово, – либо дать себе пинка и встать!

– Я уже дал, – сообщил Михаил и поднялся. – Место наметил?

– Да. Готов?

– Указывай, – ответил Михаил.

Азазель ухватил его за плечи, Михаил как-то совсем бездумно сделал усилие для прыжка, Азазель же рядом, подошвы сразу оторвались от пола и моментально уперлись снова, только вместо стен квартиры простор, холодный ветер и дальние крыши домов.

– Прекрасно, – сказал Азазель, Михаил ощутил по тону, что тот в самом деле доволен. – Я задал точку финиша, а ты обеспечил перенос! Я даже пальцем не пошевелил. Растешь, Мишка. И не все истратил, верно?

Михаил прислушался к себе, кивнул.

– Да, что-то осталось… Где мы?