— Генка? — снова окликнул я пропавшего Шамова. Никто не ответил. Я пошел дальше, обходя валуны и разглядывая точки от попаданий реактивных снарядов. В том месте, куда угодила первая бомба, в камне оказалась выгрызена приличных размеров воронка, а Генки нигде не было, разве что камни вокруг этой самой воронки имели неестественный грязно-бурый цвет, а под одним из валунов трепетал под ветром клочок зелено-ржавой материи. Я шагнул к нему и едва не поскользнулся, камень под моими ногами, тот самый грязно-бурый камень, был влажен…
«Вода? На камне?» — и тут же, ударом под дых: — «Кровь!» Я попятился, отступая с залитого кровью участка.
— Господи, неужели это… — слова сами собой вырвались из моего пересохшего горла. Взгляд побежал по сторонам. Признаки, подтверждающие произошедшее, нашлись быстро — клочки разодранного рюкзака прилепились к одинокой скале, черный кусок автомата валялся под ее основанием. Вопросов больше не было, как не было больше на этом свете такого парня, как Геннадий Шамов.
— Михалыч, ты где? — донесся голос Эдика.
— Иду, — отозвался я, продолжая еще некоторое время стоять и глядеть вокруг в ожидании чуда. Увы, явь не превратилась в сон, Геннадий не воскрес и не потянулся за своим рюкзаком.
— Михалыч, — послышалось недовольное.
— Иду, — я развернулся и пошел прочь от страшного места, смоченная кровью каменная крошка, заскрипев у меня под ногами, осталась позади, но ее хруст надолго угнездился в глубинах моей памяти.
— Где тебя носит? — Эдуард вышел навстречу.
— И Генка куда-то запропастился, — озабоченно оглядывалась по сторонам Алла.
— Все, нет больше Геннадия, — я сказал это так, что ни у кого не появилось желания задать вопросы.
— Наколки срезать будем? — Леха все еще морщился, его била дрожь, но он уже начал соображать.
— Не с чего, — бросил я, забирая свой рюкзак из рук Эдика.
— А похоронить? — робко предложил все тот же Леха, и мои нервы сдали.
— Я же сказал, нечего там хоронить, ясно? — зло выкрикнул я. — Ни хрена от него не осталось, ни косточки! Всего по камням размазало. Кто хочет удостовериться — иди, смотри. Идите, здесь рядом! — закинув за спину рюкзак, направился к хмурому Исмаилу. Подойдя к нему, я обернулся. Наша компания молчаливо уставилась куда-то под ноги. Я проследил за их взглядами и невольно поморщился — на светлых камнях отпечатывались подошвы моих ботинок. Желающих проверять мною сказанное не нашлось…
— Похоже, они нас не засекли, — Эдик прихрамывал, один из кусков камня ударил его в ногу, — били по площадям.
Я согласно кивнул. Заметь нас американские «соколики», и в фарш превратился бы не один Геннадий. Ему просто не повезло, как и тем, сопровождавшим нас парням — афганцам.
— Как считаешь, американцы успокоятся? Летчики наверняка записали нас на свой счет. — Он сплюнул, потянулся к карману. Но вспомнив, что давно бросил курить, выругался.
— Американцы — не знаю, — отвечать на эти вопросы все равно, что гадать на кофейной гуще, но раз тропа позволяла, почему не скрасить дорогу пустым трепом? — Но вот Маклейн будет рыть носом землю до тех пор, пока не пощупает наши трупы. Вот увидишь, уже сегодня к вечеру над этими горами снова будут туда-сюда мотаться пендосовские «вертушки».
— Не будут, — уверенно возразил Эд, — высокогорье. Не рискнут. Побоятся.
— Может, и не рискнут, но вояк вслед за нами отправят.
— Отправят, — теперь согласился Эд. — Домой приеду — напьюсь, — решительным тоном заявил он.
— Поддерживаю, — откликнулся идущий чуть впереди Ленька. Я усмехнулся и посмотрел на раненого. По счастью, Саид немного оправился, и сейчас, когда тропа вилась относительно ровно, шел сам, без посторонней помощи. Ветер становился все более свежим, в нем чувствовался запах тающего льда.
— А ночью мы вздрогнем, — Эдуард зябко поежился, прошелся взглядом по белым шапкам гор.
— И не поспоришь.
Солнце опускалось к горизонту, и скоро по отрогам должны были поползти тени. Нас ждала длинная, холодная ночь, но меня больше пугало утро.
— Я предлагаю идти и ночью…
— Ночью? — глаза Эдика расширились. — По горам?
— Не всю ночь, — я сам понял, что погорячился, все и без того с трудом переставляли ноги, — а пока светло. Потом немного отдохнуть и ближе к утру при свете луны продолжить. Чем больше мы сегодня-завтра пройдем, тем труднее нас будет отыскать.
— Мы не сможем идти круглые сутки, — Эд понизил голос до едва уловимой слышимости, — мы и без того едва плетемся.
Как ни горько было мне это признавать, но он был прав. Перемещались мы все медленнее и медленнее. И раненый Саид и контуженый Леха не могли поспевать за остальными, а нести их на себе у нас не хватило бы сил. Хуже всех себя чувствовал Леха Рудин, он уже несколько раз останавливался, и его долго, мучительно рвало. И тогда нам приходилось садиться и ждать. С Саидом дело обстояло несколько лучше — его хоть и шатало, но он держался.