Патрульная машина остановилась. Из нее вылез мужчина в форме цвета хаки, в избытке расшитой золотом. Его ярко-синие глаза прятались в сетке морщин. В руке мужчина держал большой револьвер. Кого-то он Джонни напоминал, и мгновение спустя Джонни понял, кого именно: Бена Джонсона, который одинаково убедительно изображал как добропорядочных фермеров (дочери которых обычно тянули на победительниц конкурса красоты), так и злобных преступников.
— Кто-нибудь, во имя Иисуса Христа, Спасителя нашего, может мне сказать, что здесь произошло? — спросил мужчина.
Никто не ответил, и мгновение спустя Джонни понял, что все смотрят на него. Он выступил вперед, прочитал надпись на маленькой пластине над нагрудным карманом мужчины.
— Преступники, капитан Ричардсон.
— Простите?
— Преступники. Регуляторы. Бандиты из прерий.
— Мой друг, если вы находите что-то забавное…
— Нет, сэр. Ни в коем разе. Вот там, к примеру, вы не увидите ничего забавного. — Джонни указал на дом Уайлеров и внезапно вспомнил о своей гитаре. Вспомнил с удовольствием, как вспоминают о стакане ледяного чая, когда жарко и хочется пить. Как хорошо, подумал Джонни, сидеть сейчас на крыльце и наигрывать «Балладу о Джесси Джеймсе»[59]. Ту, что начиналась со слов: «О Джесси, жена скорбит о тебе…» Джонни подумал, что от его гитары могли остаться одни щепки, дом-то потрепало изрядно, вроде бы даже его сдвинуло с фундамента, но, с другой стороны, гитара могла и уцелеть. Уцелели же некоторые из них. Не получили ни единой царапинки.
Джонни смотрел на свой дом, а баллада уже звучала в его ушах: «О Роберт Форд, о Роберт Форд, что у тебя на душе? Ты же спал в кровати Джесси, ел его хлеб, а теперь отправил Джесси в могилу».
— Эй! — воскликнул коп с внешностью Бена Джонсона. — Куда это вы направились?
— Спеть песню о хороших и плохих парнях, — ответил Джонни и пошел дальше, наклонив голову, чувствуя шеей жар летнего солнца.