Женщина: Эта фраза меня озадачила. Ну, это уж зависит от того, насколько вы привередливы. Так вот, все ли вы понимаете, что в данный момент это утверждение верно? Имеет ли оно для вас определенный смысл?
То, что я проделал, кажется дешевым трюком. Так оно и есть. Я хотел показать вам, что когда вы делаете какие-нибудь утверждения, звучащие осмысленно, то люди припишут им все необходимые коннотации, чтобы сделать их осмысленными.( Предположим, я уйду отсюда, оставив здесь эту надпись. Тогда некоторые из входящих в эту комнату скажут: «Что же это значит, не будет совсем никакого обеда?» Люди обращают очень мало внимания на точность смысла. Когда я это написал, несколько человек взглянули на надпись и изумились: «Ну и ну! Ведь я же заплатил за питание!» Перед вами вполне правильное утверждение, но лишь контекст, в котором оно предъявляется, придает ему смысл.
Когда Лесли выполняла рефрейминг, описанный мной раньше в терапевтическом контексте, получился очень сильный результат, хотя она сказала нечто, в действительности не относящееся к делу. «То, что ваш ковер чист, означает, что возле вас никого нет,» — сказала она, — и эта фраза не имеет ничего общего с одиночеством. Здесь очень — важен способ изложения. Вы можете сказать: «То, что ваш ковер чист, означает, что в данный момент никого нет дома», но это произведет гораздо меньшее действие, чем если вы скажете: «И вы видите, что ваш ковер чист, и вы сознаете, что это значит, что вы совсем одна!» Эти два предложения имеют совсем разные коннотации, хотя могут иметь одинаковый смысл.
Мужчинаг: Таким образом, вы забрасываете якори интонацией и подчеркиваем.
Совершенно верно. Коннотации того, что вы говорите, столь же важны, как и употребляемые слова. Все приемы построения коннотации — это приемы того гипноза, который мы называем «моделью Милтона»: двусмысленность, номинализация и все эти прекрасные вещи. Человек читает предложение: «В некоторых случаях не подают обеда» и говорит себе: «Не будет обеда!» Но предложение вовсе не означает, что не будет обеда. Оно ничего об этом не говорит. Если вы скажете: «Вы сознаете, что вы совсем одна», это вовсе не значит, что потом никто не придет. Но самый факт, что такая фраза произнесена, наводит на мысль об этом.
Если я посмотрю на вас и спрошу: «Вы опять в первом ряду?» — то это всего лишь вопрос, но подчеркнутая интонация придает ему некоторое добавочное значение. «Вы опять?» «У вас опять вопрос?» Я хотел бы как можно сильнее подчеркнуть важность того, что мы называем «согласованностью» и «выразительностью». Эти две вещи всегда должны входить как очень важная часть в контекст, в котором производится рефрейминг.
Очень важен также подлинный физический контекст. Совсем не все равно, находитесь ли вы в кабинете врача и видите, что врач посматривает на вас с тревожным видом, или вы видите ту же реакцию у регистратора гостиницы. Это совершенно равные переживания, хотя сенсорные ощущения кое в чем близки. Я настаиваю на том, чтобы вы не упустили из виду контекст в течение всего рефрейминга. Это поможет вам произвести нужное действие.
Рамка, в которую вы заключаете предлагаемое вам поведение, также сильно воздействует на человека: от нее в значительной степени зависит, воспримет ли он это поведение и каким образом воспримет его. Однажды кто-то привел ко мне на демонстрацию клиентку, которая была "фригидна". Это была школьная учительница с тремя детьми. Ее муж предъявлял к ней большие сексуальные требования, чем она могла удовлетворить, и соответственно этому она тоже хотела усилить свои возможности.
Я быстро установил раппорт, а затем сказал-: "Теперь подумайте об одной вещи, которую вы могли бы удобно и легко выполнить сексуально. Не говорите мне, что это". Ее скрытые телодвижения при мысли об этом дали мне полное свидетельство о содержании, но она этого не знала. Потом я сказал: "А теперь подумайте об одной вещи, лежащей для вас как раз на границе созяательно допустимого сексуального поведения". Я попросил ее представить себе, как она в самом деле пробует со своим мужем некое не вполне приемлемое сексуальное поведение, нечто соблазнительное и интересное, что она, может быть, пока не решается проделать, но со временем, наверное, сумеет. Тем самым, я попросил ее вообразить себе поступок на самой границе ее картины мира.
Когда я об этом попросил, я получил очень полярный ответ. Нет, она этого не сделает, никоим образом. Я понял это следующим образом: Та часть в ней, которая возражала против такого поведения, испугалась, что она и в самом деле может это сделать, и помешала ей даже думать об этом.
Заметив ее полярную реакцию, я переключил мои аналогии и попросил ее представить себе самое возмутительное сексуальное поведение, — какое только может быть у нее с мужем, — нечто такое, что она ни за что никогда не решилась бы сделать. Это она-могла выполнить с полным удобством. Она принялась за это и прошла нарастающую последовательность скрытых мышечных движений.