Рефлекс змеи

Мы сидели за маленьким столиком в одном из баров в окружении людей в объемистых пальто, пахнущих холодным сырым воздухом и чуть ли не исходивших паром в тепле. Мэри автоматически сгребла к одному краю стола грязные чашки и обертки от сандвичей, оставленные прежними посетителями, и задумчиво перемешала свой кофе.

– Вы выглядите лучше.

Она кивнула.

– Я сама чувствую.

Она побывала у парикмахера, как я заметил, и купила себе немного одежды. Все еще бледная, все еще со скорбными распухшими глазами, все еще хрупкая, с незажившей раной в душе, вот-вот готовая сорваться, она все же держала слезы под контролем, но не слишком уверенно. Прошло четыре недели со дня смерти Джорджа.

Она отпила глоточек горячего кофе и сказала:

– Помните, что я говорила вам на прошлой неделе об Уайтах и Дане ден Релган?

– Разве можно забыть?

Она кивнула.

– Венди здесь. Мы пили с ней кофе чуть раньше. Она намного счастливее.

– Расскажите, – попросил я.

– Вам интересно? Я не слишком болтлива?

– Мне очень интересно, – заверил я ее.

– Она сказала, что в прошлый вторник ее муж узнал о Дане ден Релган что-то такое, что ему не понравилось. Она не знает, что именно. Он не рассказывал ей. Но она говорит, что он весь вечер был как зомби, бледный, с застывшим взглядом, ни слова не слышал, что она ему говорила. Она не знала тогда, в чем дело, и была просто перепугана. Он заперся и просидел в одиночестве всю среду, но вечером сказал ей, что с Даной у него кончено, что он был дурак и просит у нее прощения.

Я слушал, изумляясь, как легко женщины распространяют такие слухи, и радовался, что они это делают.

– И потом? – спросил я.

– Разве можно понять мужчин? – сказала Мэри Миллес. – После этого он стал вести себя так, словно вообще ничего не было. Венди говорит, что теперь, когда он покаялся и извинился, он ждет, что она будет вести себя как прежде, словно он никогда не бросал ее и не спал с этой девкой.

– И она будет вести себя как прежде?

– О, думаю, да. Венди говорит, что у него обычные для пятидесятилетнего мужчины проблемы – пытается доказать себе, что все еще молод. Видите ли, она понимает его.

– Вы тоже, – сказала она.

Она мило улыбнулась.

– Господи, да. Вы же сами видите.

Когда она выпила кофе, я дал ей короткий список агентов, которых она могла бы привлечь, и сказал, что помогу, чем сумею. После этого я сказал, что у меня есть для нее подарок. Я собирался отдать его Стиву, чтобы он передал ей, но раз уж она сама здесь, то пусть сама и получит его.

Я вынул и отдал ей картонный конверт размером десять на восемь дюймов с надписью по краям: «Фотографии. Не сгибать».

– Не открывайте его, пока не будете одна, – сказал я.

– Я должна, – сказала она и открыла его.

Там были мои фотографии Джорджа. Джордж с камерой смотрит на меня со своей язвительной усмешечкой. Джордж в цвете. Джордж в своей типичной позе – одна нога впереди, вес на другой, голова откинута, подбирает словечко для дурной шутки. Джордж такой, каким он был.

И тогда на виду у всех Мэри Миллес обняла меня так, как будто не хотела меня никуда отпускать, и я почувствовал, как слезы ее катятся по моей шее.

Глава 15

Конюшня фермы «Зефир» и вправду была укреплена, как форт. Окруженная семифутовой высоты деревянным забором с охраняемыми воротами, она могла бы дать фору Алькатрасу.[6] Я сидел, развалясь, в своей машине напротив через улицу и ждал, когда откроют ворота.

Я ждал, пока холод не начал пробираться под анорак и мои руки и ноги не замерзли. Несколько отважных пешеходов торопливо прошли мимо ворот по узенькой дорожке вдоль забора, не глядя на ворота. Я ждал на полугородской улочке на окраине Хорли, где уличные фонари были не в силах рассеять окружающую тьму.

Никто не входил и не выходил из ворот. Они были наглухо закрыты, и после двух часов бесплодного ожидания я отказался от бодрствования на холоде и взял номер в местном мотеле.

Расспросы дали неутешительный результат. Да, сказала регистраторша в мотеле, здесь действительно иногда останавливаются люди, надеющиеся убедить своих сыновей и дочерей вернуться из «Зефира» домой. Но вряд ли хоть одному это удалось, поскольку им никогда не позволяли встретиться с детьми наедине, если вообще давали их увидеть. Просто скандал какой-то, сказала регистраторша. И закон ничего с этим поделать не может. Всем детям больше восемнадцати, понимаете? Они достаточно взрослые, чтобы самим принимать решение, тьфу ты!

– Да я просто кое-кого хотел там найти, – сказал я.

Она покачала головой и сказала, что у меня никаких шансов.

Я провел вечер, мотаясь по гостиницам и пабам, разговаривая о Братстве с местными, ошивавшимися по барам. В целом, мнение у людей было такое же, как у регистраторши, – кого бы я там ни хотел увидеть в «Зефире», у меня ничего не выйдет.

– Они хоть когда-нибудь наружу выходят? – спросил я. – К примеру, купить что-нибудь?

И мне говорили с насмешливыми или сочувственными улыбками, что да, «братья» действительно выходят, всегда группками и всегда собирают деньги.