Redrum 2017

Не знаю почему, но, приближаясь, я стараюсь не дышать носом. Запаха нет, но это, скорее всего, интуитивное. Словно прижался в лифте к незнакомому старику или зашел в комнату умирающего человека. Задерживаешь дыхание, отводишь взгляд и вдыхаешь через слегка приоткрытый рот. Неглубокими вздохами, конечно.

Он не выглядит болезненным. Он выглядит как болезнь. Лоснящаяся, мускулистая, свежайшая раковая опухоль. Вывернутая наизнанку гигантская папиллома, размером с сейшельскую черепаху. Прилипший к стене снежный ком цвета кожного кандидоза, разбухший и покрытый просвечивающейся под полупрозрачной пленкой варикозной сетью чёрных подрагивающих нитей.

Будете смеяться, но я назвал это Пассажиром. Нет, это не имя, и я не собираюсь с ним разговаривать. Первые дни это было «оно». Потом, когда изменения в размерах и внутренние шевеления стали более чем заметны, я его назвал. Почему бы и нет? Забавно ведь. Заяц на борту, хе-хе.

Расстёгиваю комбинезон до пояса, скидываю его со спины, как гигантский капюшон. Руки начинает мелко трястись, и стаскивать футболку уже нет ни желания, ни возможности.

Опускаюсь на треснувший хрусталь коленей. Упираюсь левой рукой в стену, чтобы не рухнуть на пол раньше времени или — не дай бог — не свалиться на Него. Сжимаю и разжимаю кулак — правая уже ноет и немеет, ранки, покрывающие руку от запястья до локтя, начинают призывно саднить. Они причмокивают, как маленькие ротики. Они хотят кушать, Он хочет кушать — какая разница? Я уже не держусь за ситуацию — кладу руку на всколыхнувшуюся поверхность перламутровой туши, вздувшейся на пластике стены.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

За секунду до прикосновения я вижу маленькие усики, нет — скорее, хоботки, которые выныривают из-под блестящей поверхности и впиваются в мою руку. Они втягиваются внутрь ранок, прижимают её к себе. Сейчас они внутри. Они неспокойны — я чувствую. Перебирают мышечные волокна, артерии, вены, прокладывают свой путь среди них. Внутри меня. Руку не оторвать; пока Он не наестся — я часть его. Но и неправдой будет сказать, что я не желаю этого. Это чувство появилось почти сразу, на второй или третьей кормежке — моё тело ноет, я весь — как материнская грудь, питающая ненасытное чадо. Ещё, ещё — оно голодно, теплые и приятные волны — я отдаю всё больше и больше, но ребёнок не наедается. Я не застану момент, когда он будет сыт — мысли путаются в клубок колючих нитей, приторное тепло заливает бездну носоглотки и закипает под моими глазами. Скорее всего, Он меня отпускает. Или бросает. Или ласкает… Или…

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Что бы изменилось, если бы я помнил, как прихожу в себя (прихожу ли?), поднимаюсь с пола. Как добираюсь до душевой капсулы, стаскиваю с себя заляпанную тёмно-жёлтой кашицей форму и снова отключаюсь — липкий, обессиленный и жалкий. Позже я вернусь в себя, и пробуждение вывернет меня наизнанку. Возможно, рвотные позывы — это именно то, что возвращает меня в этот мир. На руку стараюсь не смотреть — первого раза мне было вполне достаточно. Это, пожалуй, единственное, что я опущу в своей истории.

Выталкиваю ногами изгаженную форму из душевой капсулы, застёгиваю жесткую плёнку кабины и, не открывая глаз, включаю злые горячие струи. Автоматика не позволит мне врубить температуру, превышающую режим комфорта, что, несомненно, жаль. Сложно описать неудержимое желание свариться, зажариться, быть приготовленным. Мне предстоит короткий, но непростой путь от продукта питания до человека разумного.

Разумного ли? Что происходит последние два месяца? Листаю бортовой инфопакет: постстартовая санобработка, маршрут — пять контрольных точек остановки.

Пять приземлений в заданных концах системы. Пять обязательных плановых карантинных обработок после. Суммарно — шесть месяцев облучений, химобработок и стерилизации каждого миллиметра внутренней поверхности Борта. Результат — самопроизвольное образование органического объекта в самом сердце корабля — активного и не поддающегося классификации. Любопытно — я с самого начала не стал заносить информацию о его появлении в инфопакет, или уже после удалил данные? Не помню.

Не помню когда появилось это предательское чувство. Благодарность. Этому нет объяснения. Смывая с себя первый опыт нашего общения, уже тогда — я знал, что благодарен. За испытанное единение, за густые волны омерзения, которые, схлынув, оставляли покой, словно обжигающий напиток, теряющий послевкусие, говорящий — вот твоё место, вот где ты. Вот Дом.

В первый день обнаружения я всё сделал неправильно. В какой момент я уже не просто нарушал инструкции, а послушно следовал зову? Он просил совсем немного, и ничем другим, кроме согласия, я не мог заполнить эту пустоту. Мы бессловесно договорились о том, что он хочет. И сколько я могу дать — договорились о пределах. Удивительное совпадение — мне было не жаль ровно столько, сколько он желал. Только рука.

Я просто положил руку на прохладу бесцветного нароста размером с футбольный мяч, который обнаружил в коридоре перед залом эко-фермы.