Redrum 2017

— А хрен ли приперся, если нету? — незатейливо прикопался люмпен.

— Втащи ему, Стёпа! — посоветовал голос. — Бей и беги!

Но Степан Семёныч лишь поднял на незнакомца усталый взгляд и сказал:

— Отвали, а? Нет сигарет.

Бомж раздосадовано пожал плечами и ударил Степана Семёныча коленом в лицо. Возле костра зашумели, раздался топот нескольких пар ног.

— Ну, началось, бля*… — протянул голос.

Кощеев пружинисто поднялся на ноги.

Когда он вышел на свет, накидывая капюшон и слизывая чужую кровь с руки, из темноты за спиной доносилось только еле слышное поскуливание. В голове раздалось:

— Да уж, у нас на Альфа Центавре такой херни нет.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Зинаида никак не ожидала увидеть его на пороге. Она стояла и разевала рот, как выброшенная на берег рыба, глядя на мужа, с ног до головы покрытого бурыми пятнами крови. Вгляделась в его лицо, превратившееся в одну сплошную гноящуюся язву, и скривилась. Степан Семёныч зыркнул на жену снизу-вверх и протиснулся между ней и дверным косяком в квартиру. Только тогда Зинаида засуетилась, забегала за его спиной, торопливо запахивая наспех накинутый халат.

— Стёпа, а ты чего так рано? Чего не на работе? — яда не слышалось, лишь испуг. — Я думала, ты позже вернешься.

— Она вообще-то думала, что ты не вернешься совсем, — вставил червь.

— Я знаю, — огрызнулся Кощеев в ответ.

— Что ты знаешь, Стёпа? — пискнула жена.

— Я не тебе.

Он пошел, было, в комнату, не заметив сперва этого звука. И заметил только потому, что звук прекратился. В душе перестала бежать вода.

Степан Семёныч обернулся к жене, и та застыла с телефоном, поднесенным к уху.

— Вызывай-вызывай, — сказал он. — К вечеру приедут.

Из душа, растираясь полотенцем, выплыл голый Геращенко. Он увидел Степана Семёныча и попятился назад. Степан Семёныч наступал на него, пока Геращенко не скрылся в ванной, а потом закрыл дверь снаружи на защелку. Повернулся к жене. Зинаида полушепотом говорила в трубку адрес. До Кощеева донеслось «убивают».

— Слышь, Стёпа, — раздалось в голове. — Ты вот меня правильно пойми сейчас. Валить надо — это да. Но нас как бы и убить могут. Ты не мог бы, как бы это покорректнее сформулировать, жену свою трахнуть напоследок? Заразишь ее мной, а я твое сознание перенесу в нее, если тебя завалят. Ну, это просто ради подстраховки.

— Как это — сознание перенесешь? — спросил Степан Семёныч.

Обладатель голоса, судя по интонации, сейчас поморщился бы:

— Бля, ну вот как я тебе объясню? Убьют — и очнешься в теле жены. Как-то так. Я тебе не нейробиолог и не физик. Жену будешь трахать или нет?

— Буду, — злорадно сказал Кощеев и направился к Зинаиде, тупо и растерянно взиравшей на говорящего с самим собой мужа.

Она закричала, когда он спустил штаны и извлек бугристый извивающийся член, похожий на то самое существо, что жило у него в желудке. Кричала, когда он со мстительной улыбкой вошел в нее. И продолжала кричать, когда Степан Семёныч суетливо собирался, закидывая вещи в сумку.

— Слушай, а может и того в ванной тоже? — с надеждой прозвучало в голове.

— Ну, нет, не дождешься.

— Тогда иди и обними его. Не спорь, дольше объяснять буду. И рубашку сними.

Когда недоумевающий Кощеев обхватил руками и прижал к себе Геращенко, его заместитель закричал погромче жены. Его кожа под руками Степана Семёныча словно расплавилась и слиплась с кожей Кощеева. С нарастающим удивлением Степан Семёныч смотрел, как его заместитель сливается с ним в одно целое, как он сам увеличивается в размерах, ассиметрично, уродливо и неестественно.

— Вот теперь зашибись, — довольно сказал космический червь, а Кощеев почувствовал, как в груди в унисон забились два сердца.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Степан, ты херней не страдай, я говорю — в лес надо валить, пока дороги не перекрыли, — в голосе дрожало волнение.

— Не ссы, мы по-быстрому, — сказал Степан Семёныч, остановив машину у входа в больницу.

Это было просто бинго. Как в лотерею выиграть. У венеролога сидел спортсмен. И врач, и пациент одновременно повернули голову ко входу, когда Кощеев выбил ее с ноги. И у обоих глупо, по-детски вытянулись лица, когда они вгляделись в его изуродованное, разбухшее лицо и голое огромное тело, покрытое розовыми лоснящимися рубцами и неоднородной желто-загорелой кожей. Руки Кощеева, удлинившиеся и увитые змеящимися мышцами, схватили сперва доктора и сорвали с него халат. Когда Степан Семёныч принимал в себя вяло поскуливающего врача, еще больше увеличиваясь в размерах, спортсмен застыл, как кролик перед удавом. А когда жуткое лицо повернулось к нему и потянуло в улыбке губы, обнажая три ряда человеческих зубов, парень запищал, как мышь.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Его загоняли, как дикого зверя. Везде, по всему городу, выли сирены. Дважды его зажимали в переулках, но пули лишь лохматили плоть, не причиняя боли, и Кощеев поглотил два наряда полиции вместе с бронежилетами. Кевларовые пластины остались под кожей, прикрывая сердца, а одежду и чехлы от броников он выблевал под одобрительное урчание червя. От сумки с вещами Кощеев избавился — все равно уже не влез бы в старую одежду.