Redrum 2017

Перед сном долго и вдумчиво рассматривал выскочивший на члене шанкр. Бледный, с рубцеватыми краями, он был размером с фасолину. Чем дольше Степан Семёныч глядел на него, тем больше наливался злостью. На ту из любовниц, что заразила его; на врача, который, курва, не согласился подыграть перед женой; на саму жену. Зинаиду Степан Семёныч вообще винил в первую очередь — не будь она такой холодной и неприступной сукой, глядишь, и не побежал бы искать он девок на стороне. Жалуясь на жену друзьям, Кощеев всегда язвил, что Зинаида сосет у него только деньги, а вовсе не то, что следовало бы. Вот тебе, Зинка, и итог. Сама виновата.

Он долго не мог уснуть, зябко ворочался под тонким колючим одеялом и чувствовал нарастающий зуд в шанкре. Потом все-таки забылся коротким рваным сном. Снилось ему, будто пах облепили жирные зеленые мухи и копошатся там, щекоча его маленькими суетливыми лапками. Наутро он обнаружил в паху и на бедрах еще с десяток крупных и бледных шанкров. О таком врач не предупреждал, и Степан Семёныч почувствовал, как его нутро сжала холодная лапа страха.

Жена, завидев его на кухне, лишь плюнула в сторону и швырнула на стол тарелку с холодным омлетом.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Работа не задалась. Степан Семёныч сидел у себя в кабинете, докуривая очередную сигарету. Рядом чадила переполненная пепельница, и стояла початая бутылка дагестанского коньяка. Язвы зудели нестерпимо. Матерясь сквозь зубы, он набирал одну любовницу за другой. Все божились, что чисты, что у врачей на учете, что анализы сдают каждые полгода. И неизменно добавляли в конце, чтобы «папулик» и не думал звонить, пока не вылечится.

С каждым звонком и глотком коньяка сердце колотило все сильнее. Кощеев покрылся жарким липким потом, и к зуду прибавилось противное пощипывание. Он поминутно тер и почесывал пах. Оставался последний вариант — Лизавета. Она и любовницей не была — обычная индивидуалка, каких миллион. Степан Семёныч нашел ее на одном из многочисленных сайтов досуга. Пролистал бы мимо, да глаз зацепился за таинственное заморское слово «римминг», включенное в список услуг. В тот же день он ее и навестил. Шанкр выскочил через неделю. Рановато для сифилиса, но кто знает. Так-то шанкры и зудеть не должны.

Номера Лизаветы не сохранилось, и Кощеев полез на сайт. Когда он листал очередную страницу в поисках анкеты, в дверь прошмыгнул его заместитель, Геращенко. Худой и желтый от курева, он ехидно улыбнулся и заговорщицки подмигнул Степану Семёнычу:

— Тут поговаривают, у кого-то с конца закапало, а, Стёпка? Что ж ты так неаккуратно, презервативы-то вроде изобрели давно…

Степан Семёныч замер. Ладони покрылись потом, горло стянул тугой обруч. Он сипло выдавил:

— Кто говорит?

Геращенко осекся, улыбка сползла с желтого лица.

— Да так, болтали в курилке. Ты же знаешь, коллектив маленький, сплетни быстро разлетаются. Я вот тут документы на подпись принес.

Тараторя об отчетах и накладных, Геращенко воровато отводил глаза в сторону, а Степан Семёныч сверлил его ненавидящим взглядом. Никто не мог знать. Ни одна сволочь не могла быть в курсе — только сам Кощеев и Зинаида.

Геращенко извивался ужом, гнул спину и раскладывал на столе перед начальником ведомости:

— Вот тут подпись — добро на транш, а тут вот мы договор заключаем со строителями на ремонт склада, а вот здесь…

— А ну пошел на хрен отсюда! — рявкнул побагровевший Степан Семёныч и рванул ворот рубашки. В угол полетела оторванная пуговица.

Желтое лицо Геращенко приобрело голубовато-бледный оттенок:

— Ты чего, Степа? Чего орешь-то сразу? Ну, пошутил неудачно…

Но Кощеев не слышал его. В голове молотом бил кровоток, глаза налились красным, наэлектризованные усы встопорщились. Рокочущим голосом он орал:

— На хрен, я сказал! Вон! Закапало, бля! Расслабились, суки! Из жопы у вас у всех закапает! Еще раз в курилке увижу кого — уволю к ядреной матери!

Он кричал, пока не закололо сердце. Кричал даже после того, как Геращенко закрыл за собой дверь кабинета, оставив начальника наедине с зудящими шанкрами и фотографиями проституток.

В анкете Лизаветы он нашел номер телефона, но трубку никто не взял. Степан Семёныч опрокинул бокал коньяка, не чувствуя вкуса, и застучал по клавиатуре, застрочил гневный отзыв. Угрюмо осмотрел написанное, поправил «подхватил сифон» на «заразился сифилисом» и едва удержался, чтобы не зарядить кулаком в экран, с которого похотливым взглядом манила клиентов темноволосая девушка со смуглой после солярия кожей.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

На следующий день, проснувшись, Степан Семёныч обнаружил, что экспансия шанкров распространилась на живот. Свежие язвы пучились бледными кратерами с розоватыми краями, а старые еще ночью полопались и вяло сочились сукровицей вперемешку с гноем. За ночь сукровица схватилась коркой, и Кощеев ревел медведем, отдирая присохшие к язвам трусы и майку.

Зинаида лучилась праведным торжеством. Повела носом, завидев мужа на кухне, и сказала:

— Гнильем смердит. Символично, учитывая, что ты — гниль и есть.